— Я не понимаю… — почти шепотом произношу я. — Разве не все люди состоят из атомов, которые были созданы Большим Взрывом тринадцать миллиардов лет назад? — я чувствую, как она улыбается. Едва заметно, лишь дернув уголками губ, но не смею оборачиваться и нарушить гармонию, которую она создает.
— Мы все — дети звёзд, Анна, — отвечает женщина едва слышно. Ее голос полон мудрости, древней, как само мироздание. Будто бы понимание самых сокровенных тайн было доступно ей, бесконечность открылась перед её глазами, как детская книга. — Мы видим красоту там, где сияли они. Мы чувствуем их тепло жарким летним днем и холодной зимней ночью. Мы живем благодаря им. Для всех нас во Вселенной создано свое, отдельное место. Ты была сотворена, как и я, как и он, и они тоже, чтобы любить, видеть, чувствовать, знать…
— Зачем? — голос дрожит. Я пришла сюда с конкретным вопросом, а получила лишь голимую, абстрактную философию, в дебри которой боялась забираться, как и любой другой смертный человек. Она улыбается:
— Однажды ты совершенно случайно оказываешься в нужное время, в нужном месте и миллионы дорог сходятся в одной точке, рождая течение жизни. Сейчас ты здесь, потому что сама пришла сюда, сворачивая то там, то тут, обходя бездорожье, двигаясь напролом. А я ждала тебя, как ждут любимое дитя матери после наступления сумерек. Здесь пересеклись наши пути.
— Ты — Лара, — предполагаю я вслух. Я не слышу, как сокращаются мышцы, в ушах звенит ветер, но я точно знаю, что она кивает, соглашаясь. — Лара Доррен, — уже более твердо произношу я. — Как ты узнала, что я приду?
— Об этом поведала наша подруга. Моя — живая, невредимая и очень любимая. Твоя — незнакомая и сухая, как бумажные листы её дневника. Её пророчество перевернуло мир, и именно его исполнение привело тебя сюда, — спокойный голос Лары, её уверенность, начинают пугать меня. Я задаю вопрос, который не тактично задавать человеку, который тоже уже умирал однажды.
— Ты — призрак? Дух? Или…? Как такое возможно? Ты умерла много столетий назад.
— Здесь нет времени, — откликается она. Ей не обидно, не больно, ни тяжело. Ей никак. Она — это нечто и, одновременно, ничто. — Ты знаешь, где мы?
— В Антарктиде? На Северном полюсе Марса? Нет? — я знаю ответ, но боюсь произнести вслух. Я понимаю, что она ждет, поэтому говорю, заикаясь, утвердительно и обреченно: — Мы в центре Белого Хлада.
— Верно. И это моя основная подсказка.
— Значит, — с трудом произношу я, двигаясь по цепочке рассуждений дальше, заставляя замерзший и отогревшийся снова мозг работать, — если ты здесь есть, а времени нет, то…
— Да, — я не успеваю закончить предложение. Лара перебивает меня, мягко, деликатно, но твердо. — Мы — порождение одной магии. Я и Белый Хлад.
— И Цири, — понимаю я.
— И Цири, — эхом отзывается она. Я молчу, переваривая информацию. Я начинаю постигать смысл. Бормочу:
— Времени нет, но оно должно быть. Время — материя. Материя, пронизывающая всё, одно из измерений, как высота, длина и ширина. И если где-то появилась пустота, то… Точка перехода, — наконец, делаю я вывод. — Здесь было Сопряжение Сфер, да?
— Много лет назад, — говорит она, как если бы это было известно всем, — Aen Undod постигла страшная катастрофа. Они боялись погибнуть, но шансом спастись был лишь сильный скачок в глубину сфер, через несколько Вселенных, чтобы остатки их гиблого мира не пришли за ними следом. Мои предки, подобно побитым собакам, блуждали из мира в мир, с планеты на планету, но нигде не могли найти покоя. И вот они попросились сюда, в обитель разумных, высших, как и они, существ. Единороги с радостью приняли новых соседей, ожидая спокойного процветания, — она замолчала. Я жду, представляя, как Лара поджала тонкие губы, в скорбном молчании вспоминая всех павших в бессмысленной, кровопролитной войне. — Но их обманули. Aen Undod, в стремлении к власти, в жадности и тщеславии, начали истреблять гостеприимных хозяев. Одного за другим, они убивали их, сотнями, тысячами…
— И единороги сделали гадость какую-то, да?
— Они понимали, что допустили врагов в свой мир сами. И прокляли магию, с помощью которой перешли сюда эльфы Aen Undod. Они прокляли солнце, которое им светит. Воздух, которым дышат. И себя тоже прокляли, обрекая на вымирание, но зная, что за собою утянут и своих врагов.
— М-да. Там, среди единорогов, случайно, не живет такой барышни по фамилии Донцова? Прям, блин, я мстю и мстя моя страшна. Ритуально самоубьёмся, как гребаные лемминги, но придавим своими тушками потомков завоевателей, — я фырчу, понимая всю горечь от ситуации, и боясь выдать своё огорчение и отчаянье. Единороги согласны были умереть сами, ради высшей цели, которая давно потеряла смысл. Примерно, с момента, когда появилось первое государство во Вселенной. Я знаю, что она улыбнулась этому, но с грустью и тоской. Поэтому, оправдываясь, я говорю: — Разве Точка Перехода не завязана на одном, конкретном человеке?
— Может быть — да. Если это просто сдвиг во времени, — отзывается Лара, как будто переписать пару десятилетий чьей-то жизни — сущий пустяк. Как почесать кота за ушком. — Всё зависит от действия. Локи хотел дать тебе новую жизнь, и самой маленькой её крупицы хватило, чтобы впустить в твой мир армию… Но тут всё иначе. Единороги прокляли магию, сам дар человека, который открыл пространство между мирами.
— А он передается по наследству! — произношу я ошарашено. — Вот для чего нужна эта ваша селекция!
— И Ген Старшей Крови, — заканчивает она мою мысль.
— Бедный Геральт, — вздыхаю я, с трудом набирая воздуха в грудь, ощущая, как закололо в районе сердца. Ведьмак не перенесет утрату своей любимой питомицы. Он слишком любит Цири. Белый Волк едва перенес потерю одной своей доченьки, и, разумеется, не позволит принести в жертву ту, кого считает Предназначением. Даже ради спасения целого мира. — Цири должна закрыть Точку Перехода и вернуть магию?
— А вместе с ней и жизни всех поколений моих предков и потомков, от Сопряжения Сфер до сего дня. Ласточка должна вернуться в небытие. Раствориться в нем, как и я, мои мать и бабушка, дочь, внучка и правнучка. И остальные, — проговаривает Лара медленно после минутного раздумья. –Рианнон сошла с ума, неся бремя этого знания в одиночку. Моя милая девочка желала уберечь своих детей от участи, которую решили за них единороги.
— Интересно, твой приятель, Креван, знает об этом? — в мою голову, ступая мягкими когтистыми лапами по корке головного мозга, прокрадывается подозрение. — Он изо всех сил делает вид, что привязан к Цири, прям любовь до гроба к твоей светлой памяти.
— Он был молод и горяч, когда это знание доверили мне. Не думаю, что его посвятили в эту тайну. Иначе Цирилла давно бы исчезла, — Лара задумчива. — Все охотятся за Геном Старшей Крови и никто не знает, что он представляет собой на самом деле.
— Лишнюю хромосому?
— Отнесись с уважением к собственному потомку, — строго, но щепетильно произносит Лара. Мне кажется, она хмурится, брови надвигаются на ясные глаза неизвестного мне оттенка, а взгляд на секунду становится колючей, чем у Авалак’ха в лучшем исполнении. — В тебе живет дух её лучшего предка.
— Вот только не говори, что я — твое воплощение, очередная следующая жизнь, а? — плаксиво заявляю я. — Я еще от Мирки не отошла, с её печальным жизненным путём.
— Нет, — вздыхает она. — Разумеется, нет. Я сказала: «лучшего из предков», а это, поверь, не могла быть та, кого искусственно вывели, словно элитную корову. Мне лишь было суждено привести его к гибели… И продолжать уводить к смерти, пока этот круг порока не разорвала Царица Хель.
— Если я скажу Йорвету, что он — воплощение Лары Доррен, у него будет истерика, — я ухмыляюсь, мысленно потирая ручки в предвкушении новости для своего любимого мужа. — Он тебя просто немного недолюбливает… Погоди, что? Ну, я имею ввиду, что ты там про Хель говорила.
— Ты пришла к смерти, как и было предначертано судьбой. Ты погибла, защищая мир, в котором живет Йорвет также легко, как погиб мой возлюбленный Крегеннан, не давая в обиду меня, — Лара говорит это так, как будто все просто, словно таблица умножения, только я, глупенькая, не в состоянии понять. — Хель подарила тебе продолжение жизни, но ты уже исполнила свою судьбу. И теперь тебе можно не бояться, что Норны разлучат нас, ища глупые поводы вроде смерти. Мы вновь соединились. Нам осталось только расплатиться по последним долгам.