Кто-то пытается переместить меня на операционный стол. Они это говорят мне. К сожалению, это единственное, что они сказали. Ни единого слова о том, где я нахожусь и что случилось. Я думал, что больнее быть уже просто не может. И ошибался. Те несколько секунд эти два индивида касаются меня я успеваю прочитать то, о чём они думают.
– Какой красивый мальчишка. Я не знала, что среди Коммандоркапитанов есть такие молоденькие. Совершенно точно, младше двадцати лет. Жаль мальчугана. Вот всегда думала, что среди Коммандоркапитанов первого и второго рангов лишь пятидесятилетние. А этот – почти ребёнок. Если он выживет, ничего хорошего его не ждёт. Лихорадка Леднёва – это ад.
Вот спасибо. Вначале назвали ребёнком, а я между прочим звезды зажигал. И корабли, попавшие в зону притяжения чёрных дыр, вытаскивал без потерь… Потом вообще ад пообещали.
– Парень потерял много крови, и ранение плохое, и высок риск стремительного распространения инфекции. Плохо. Не очень уверен, что удастся его вытащить, но попытаться всё равно стоит.
Этот вообще в смертники записал… Ясно. Эти двое не хирурги, просто перемещают на операционный стол. Санитары. Когда касаешься случайно мыслей хирурга – вот тогда действительно жутко становится. А эти двое… Очень информативно… Расскажите мне что-нибудь, что я не могу вычислить сам.
Нет, я понимаю, конечно, что сарказм мне вряд-ли поможет. Как я уже говорил, иногда слышишь чуть больше, чем хотелось бы. Чувство смущения в момент случайного телепатического касания возникает только у тех телепатов, у которых дар телепатии полностью проявился в более позднем возрасте, только если не привык слышать чужие мысли с самого детства. Но, по-крайней мере, я снова слышу отдельные слова, звуки и чувствую запахи. Запах больниц я помню очень хорошо. Не забыть, с раннего детства впечаталось в подсознание. Я чувствую, что кто-то пытается придержать мою голову и прижимает анестезионную маску к моему лицу.
– Забудь об этом, кто бы ты не был, – я отворачиваюсь и маска падает на пол. Замечательно. Значит, эту маску на меня ты уже не оденешь, так как она перестала быть стерильной. Я посылаю телепатический импульс человеку, коснувшемуся меня.
– Я надеюсь, что ты знаешь, что я никогда не буду послушным пациентом, которым легко манипулировать и которого легко лечить. Скорее наоборот…
Доводить до исступления медицинский персонал я привык с детства. Телекинетик, а тем более телекинетик, владеющий способностью к молекулярной реконструкции если захочет, может довести кого угодно. Особенно, если заперт в четырех стенах больницы, а медицинский персонал там работает постоянно. И если телекинетические шоу устраивать систематически. Большинство тех, кто работает медикологами, понятия не имеет, что значит отвечать за лечение телепата и телекинетика А-класса. Я не только могу слышать, то что они думают. Я и говорить с ними могу телепатически, хотя они не телепаты сами. Люди обычно пугаются, когда сталкиваются с Древними. Я научился экранировать большинство проявлений моего не совсем человеческого происхождения. Даже обычный телепатический контакт может напугать человека с непривычки. А уж телекинез на публику… Я телекинетически поднимаю анестезионную маску с пола и пытаюсь надеть её на медиколога, стоящего рядом, вызывая у него раздраженный возглас. То, что он в сердится меня забавляет, я понимаю, что он на нервах, мне его даже видеть для этого не нужно. Видимо, медиколог не привык к тому, что телекинетик может игнорировать правила, обязательные для всех, кто обладает хотя бы минимальными телекинетическими способностями. А я – исключение из правил. Привыкай, медик. Пиетета перед твоим статусом медиколога или врача-хирурга я не испытываю. Скорее уж наоборот: чувствую ненависть. Но его мысли обезоруживают меня – он знает моих друзей, и кажется в курсе того, кто я… А я вдруг понимаю, кто он – отец Сэма, медиколог, которого опасается даже Андрей! Хотя читать его мысли легко – эмпатом он не является и одного прикосновения достаточно, чтобы «считать» его.