– Этот парень – Лан, планетарный Командоркапитан Рессата. И он виноват в том, что Сэм стал пилотом. А Сэм помнит, что я обвинял в этом Лана. Ни мне, ни Ольге нельзя его оперировать. И она, и я эмоционально привязвны к парню, только он же наследник Императора, оперировать его никто кроме меня больше не осмеливается. Так сказать, во избежание проблем, связанных с Империей. Сэм никогда не простит меня, если я не смогу спасти третьего пилота его пилотгруппы. А Ольга – единственный биотелекинетик на станции. Видимо у нас нет выбора, и оперировать его прийдется нам.
– Стоп. Что этот тип сказал об операции ? – страх вспыхивает с новой силой.
Я слышу раздражение в голосе медиколога, когда он произносит едва сдерживаясь: ”Ольга, сделай это сама, у нас нет времени играть с твоим Коммандоркапитаном в его телекинетические игры”. Все-таки у меня большой опыт в умении бесить медицинский персонал. Но я не учел, что в моей медицинской карте собранна вся информация обо мне. Включая ту, что касается привязанностей. Кто-то вычислил, как мною манипулировать.
Ольга? Я не думал, что ты можешь быть здесь, но я доверяю тебе. Я не хочу тебя злить. Ты берешь меня за руку. Твоя рука – ледяная. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Ты летала с нашей группой почти семь лет. Ты была почти на всех заданиях. Ты разрешаешь мне читать твои мысли. Наверное, ты понимаешь, что я на грани паники. Я больше не чувствую боли. Если бы ты одела медицинские перчатки я бы не смог считывать информацию. Не в таком состоянии, как сейчас. Значит, ты хочешь, чтобы я знал, что ты здесь, рядом со мною. Ты не хочешь, чтобы мне было страшно. Ты разрешаешь мне считать информацию через прикосновение, информацию, которой мне не хватало. Но твои мысли пугают все равно.
– Лан, ты был тяжело ранен, мы должны оперировать тебя. Сейчас.
– Я не даю согласие на операцию, – отвечаю я тебе телепатически.
– Твое согласие не требуется, медиколог может принять решение об операции без согласия пациента, – слышу я твои мысли.
– Ты не поступишь так со мной, – злиться бесполезно, я знаю, что ты права. И все равно посылаю тебе возмущенный телепатический возглас. То, что мне не просто страшно, а жутко, тебе знать вообщем-то не обязательно. Лучше считай, что я просто с детства привык ругаться с медицинским персоналом. А вот почему именно, оставим за скобками. К тому же, я совершенно не уверен, что решение об операции – не твоё собственное.
– Я – не единственный медиколог на Астре-2, – лаконично отвечаешь ты.
Ясно. Яснее некуда. Значит, от операции не отвертеться. Может, попробовать разбить вам операционную лампу? Или вообще всю станцию обесточить? Будь тут, в операционной, лишь этот старый хмырь, я бы так, наверное, и сделал, но хулиганить по отношению к медикам, так, как я обычно поступаю на глазах у тебя я, пожалуй, не буду. Что ж, попробую по-другому.
– Нет. Нет. Нет! Пожалуйста…, – но, кажется, мой отчаянный призыв на этот раз не достиг своей цели.
– Лан! Посмотри на меня! Ты пытаешься поймать мой взгляд, – Лан, ты был серьезно ранен. Осколочное ранение. Мне жаль, но операция – обязательна.
Я чувствую отчаяние, когда понимаю, что операции избежать не удастся. Твоя рука осторожно придерживает мою голову, когда ты прижимаешь анестезионную маску к моему лицу. У меня не хватает сил протестовать. Сначала я стараюсь не дышать, не вдыхать этот запах. И считать до десяти, как в детстве я не намерен. Я всё ещё помню, что эта смесь вырубает меня гораздо медленнее, чем среднестатического человека. Я понимаю, что никак не могу повлиять на твоё решение и ситуацию в целом. Но я все равно делаю безнадежную попытку отсрочить неизбежное.