— Иссин, прекрати. Когда ты рассержен или испуган, с тобой невозможно говорить. Что случилось? Почему ты так встревожен? О чём вы сейчас говорили? — мои вопросы Иссин оставляет без ответа. Вместо этого я получаю от него ворох телепатических восклицаний и вопросов.
— Ты не понял, о чем они говорили? Ты что, действительно ничего не помнишь? Ты не на станции Коммандоркапитанов и не на Рессате. Ты знаешь, что это за место?
— Вообще-то это мой вопрос был! — Я начинаю злиться из-за того, что все включая Сэма и Иссина знают о том, что происходит. Все, кроме меня. Я понимаю, что и Иссин, и Ольга знают больше, чем говорят. Иссин всегда сам решает, какой информацией делиться, а какой — нет. Я иногда сержусь на него, когда он начинает скрывать информацию. И это плохой знак, что Иссин уходит от ответа. Правда, Ольга вообще секретов от меня не держит.
— Тогда тебе лучше действительно поговорить с Ольгой, так как у меня нет никакого желания рассказывать тебе, где ты находишься, — телепатически говорит мне это зеленое чудовище в ответ на мои мысли.
— Лан, ты проснулся? Не пытайся притворяться, что спишь, я знаю что когда Иссин говорит с тобой телепатически, он обычно в раздражении машет своими крыльями…
К сожалению, Ольга прекрасно знает Иссина. Почему так сложно читать её мысли? Как будто она знает что-то, о чём не хочет думать, но это «что-то» занимает большую часть её сознания.
— Ты помнишь, где ты находишься? — Ольга берет меня за руку.
— И сколько сейчас времени? — улыбаюсь я мысленно её вопросу.
— Лисёнок, ты ничуть не изменилась за эти семь лет. Может, мне кто-нибудь объяснит, что делает отец Сэма на станции? У нас что, родительская неделя намечается? О чём вы вообще с ним говорили? И почему Сэм в ярости?
Почему мне так сложно открыть глаза? Веки как из листового железа… Я устал, но это не обычная усталость…
Я уверен, что это какая-то космическая станция, искусственную гравитацию с планетарной не спутать. Я пытаюсь снова открыть глаза. Белые стены, окно больше напоминает Звёздный зал — ага, я не ошибся, это космическая станция — а ещё серая ночная лампа — единственное, что я успеваю рассмотреть. Стена рядом с лампой забита всяческими аппаратами, цель их нахождения вблизи моей кровати мне не известна, но ничего хорошего не сулит. Так как последний раз такое скопление аппаратуры я видел в пять лет.
— Совершенно незнакомое место, Иссин. Единственное, что я с точностью могу сказать об этой комнате это то, что я раньше никогда здесь не был. Сильный свет оказывается идёт от обычной ночной лампы. Ольга сидит на краешке моей кровати и выглядит очень уставшей. Почему на Ольге её рабочая одежда? И запахи напоминают скорее медицинский блок на станции Коммандоркапитанов. Потом приходит понимание, где я нахожусь. Теперь я помню, что случилось.
— Астра-2, это — Астра-2! — я уже жалею, что открыл глаза.
— Правильно догадался… Тебе не нужно было доверять Древним, особенно Антарианиусу. Ты знаешь их язык, но не их культуру. И ты не понимаешь их этического кода, и желания говорить загадками. Древние почти никогда не говорят всей правды.
— Иссин … ты был прав. Но я не рассказал никому из вас, что именно сказал Антарианиус и Итиус, Императору тоже говорить не стал. Итиус обещал мне, что сумеет остановить войну. Он говорил, что он принадлежит к элите Древних, и рискует из-за меня всем. Но почему он меня сбил, я не знаю. Древние почти никогда не вмешивались. Но почему-то я заставил Итиуса действовать. Он сказал мне, что каждое действие влечёт за собой последствия. Как круги на воде после брошенного в воду камня. И чтобы изменить что-то, что предопределено — мне прийдется заплатить за это. И Антарианиус, и Итиус предупредили меня, что я вынужден буду заплатить дороже, чем я рассчитывал. Итиус сказал, что войну можно остановить, если я соглашусь заплатить за стабилизацию моего Континуума добровольно. И цена — две звезды. Я думал, что он потребовал от меня, чтобы я согласился на то, чтобы быть официальным наследником Императора. Из-за двойной звезды центральной системы Империи. Антарианиус тоже несколько раз сказал мне, что я буду вынужден заплатить дороже, чем я рассчитывал — как будто он надеялся, что я передумаю. Я не знал, что Итиус предупреждал меня о том, что я попаду на Астру-2! Я не рассказываю Иссину, что я думал, что Антарианиус предупреждал меня о том, что я погибну.
— Ты должен был рассказать мне об этом раньше! О двух звёздах! — Иссин взлетает вверх, как он почти всегда делает лишь в том случае, когда действительно рассержен.
— Ты же латынь не учил, как Сэм, и старый слэнг позапрошлого века, когда Гагарин и Королев на Луне строились не знаешь? Иначе ты бы догадался, о чём тебя предупреждал Итиус. Ты должен был знать что «две звезды» означает не только Империю и их двойную звёздную систему. Это также означает разрешение на полеты. А «Астра» на латыни значит «Звезда». Древние тебя предупреждали о том, что тебя ждёт! Ты должен был рассказать мне о вашем разговоре дословно! Ты должен был хотя бы прислушиваться ко мне иногда, для разнообразия. Сэм ругался со своим отцом из-за тебя, — отвечает Иссин почему-то с болью в голосе.
— Иссин, но почему именно сейчас? Сэм решил стать пилотом много лет назад. Я конечно понимаю, что его отец считает меня частично ответственным за то, что Сэм не стал учиться на врача, а решил стать пилотом, но почему его отец хочет ругаться с ним об этом именно сейчас? Сэм уже несколько лет, как Командоркапитан третьего ранга! Немного поздно критиковать Сэма за выбор профессии, ты не находишь? — непонимающе спрашиваю я.
— Так как ни Ольга, ни Сэм не осмеливаются ничего тебе сказать, а я не хочу, чтобы ты узнал об этом от Стара или ещё хуже — от Михайлова, я видимо должен всё рассказать тебе сам, — беспокойно говорит мне Иссин. Он молчит несколько мгновений, словно собирается с мыслями и совершенно не рад тому, что должен мне сказать.
— Лан, Михайлов отозвал твой допуск к полётам. Он сообщил об этом на станцию. Не только Стар в курсе этого. Андрей — тоже. И Совет… Михайлов убеждён, что летать ты больше не будешь.
— Он сделал что? — Я чувствую отчаяние. И панический страх. И бессильную ярость. И злость. И беспомощность. Всё сразу. Когда нестабильный телекинетик испытывает слишком сильные эмоции, всё равно какие, все приходит в движение, а приводить в отчаяние телекинетика моего уровня на космической станции — не самое правильное решение. Нет, разгерметизацию я вам, конечно, устраивать не буду… Ну, сами виноваты… Лампы и экраны взрываются, двери и перегородки между отсеками рушатся, как после сильного взрыва. И грохот соответствующий.
— Лан, помни, что Ольга — эмпат, — телепатически напоминает мне Иссин почти умоляюще, — Если я, компьютерная программа, чувствую твою злость, что чувствует она?
Теперь я помню, что именно произошло. Я помню взрыв и помню то, что сказал мне Итиус за день до этого. О том, что я буду вынужден заплатить дороже, чем я рассчитывал. Но он забыл рассказать мне, что я буду вынужден сражаться с ним самим. И двенадцатью другими Древними. Не против Империи, их я остановил бы с легкостью, никто из нас не пострадал бы. Но сражаться против пилотов Древних… Я неплохой пилот, по крайней мере так считают мои друзья, но Итиус летал несколко сотен лет. Или несколько тысяч, кто его знает. Почему же он сбил меня? Ведь я считал его другом. Неужели Галактические законы для него важнее всего остального? И почему Антарианиус спас меня?
— Ладно, будем считать, что я навестил тебя на Астре-2, у тебя интересная и ответственная работа, и сейчас цена за моё вмешательство в проблемы Рессата уже заплачена, — говорю я Ольге.
Пожалуй, я отсюда сбегу уже вечером. Телепортироваться на станцию Коммандоркапитанов я не буду, пока ситуация с моим допуском к полётам не ясна. А вот телепортироваться в Сити, на Рессат, на Титан, пожалуй хорошая идея. И ты меня вряд-ли заставишь слушаться.
Я пытаюсь приподняться на локте и почти сразу падаю обратно с приглушённым стоном. Чёрт. Больно то как… Помимо того, что я чувствую совершенно непонятную усталость, резкое движение вызывает дикую боль. Ты кладёшь мне руку на правое плечо, и пытаешься помешать мне повторить мою отчаянную и беспомощную попытку приподняться на локте. Ладно, правую руку я хоть чувствую. А левая рука вообще меня не слушается, от плеча и к ладони — руку словно облили раскаленным железом.