Винда мельком взглянула на коллекцию в витрине, затем на брата.
— Сегодня здесь целая сокровищница из прелестных девушек. Уверена, их блеск манит тебя больше бесед об этих окаменелостях.
Намек был прозрачен. Эрлинг отвесил ей карикатурно низкий поклон и направился в бальный зал. Едва он отошел, Винда повернулась к Тесею и нетерпеливо выдохнула:
— Ты был прав! Гайя навещала Трембли, много раз. Они с Марго сдружились, та в нее просто влюблена. Похоже, Гайя была для нее живым бунтом: героиня, изгнанная из семьи за преступную страсть!..
Вряд ли Маргарита рассказывала о таком всем подряд, а Винда не была ей подругой, но откровенность девочки Тесея не удивила: ей было очевидно не устоять, не перед этой слишком заманчивой женственностью, возле которой каждый хочет быть с ней или быть ей.
— Мадам Трембли ее не выносит, и они переписывались, пока Маргарита была в школе, последнее письмо пришло в июне, — рассказывала Винда со все большим возбуждением. — Гайя тогда прислала ей в подарок магловские сладости. Засахаренные фиалки. И сказала, что живет напротив кондитерской!
Напротив кондитерской. Которых в Париже Мерлин знает сколько. Винда явно ожидала другой реакции, триумфальный блеск в ее глазах приугас, но она тут же сама поняла:
— В Париже ведь много кондитерских?.. Это же не Place Cachée… — Она разочарованно качнула головой. — Если бы Марго вспомнила название!
— Засахаренные фиалки — это тоже неплохо, — сказал Тесей. — Такое вряд ли продается в каждой лавке. Сейчас, после войны!
Неужели кто-то действительно все еще выращивает фиалки? Это было невероятно и прекрасно, как билеты на квиддич.
— Наконец-то приятные поиски — кондитерской с деликатесами, — улыбнулся он.
Расстроившаяся было Винда ответила приободренной улыбкой.
— Я никогда не пробовала немагические сладости!..
Их прервало появление Кэрроу, жаждавшего вернуть утерянный за обедом интерес прекрасной дамы.
— Я ожидал найти вас в бальной зале, — сказал он весьма недвусмысленно, то и дело бросая на Тесея взгляды, начисто лишенные прежней доброжелательности.
Винда источала холод, достойный ледяной вазы у нее за плечом.
— Боюсь, сегодня я не танцую. Пригласите мадемуазель Трембли, ей будет приятно.
Кэрроу отошел, и она возвела глаза к потолку в лепных тучах и чайках.
— Мне придется терпеть его и завтра — не предлагать же иностранным гостям портал домой после ужина!.. Маман велела поселить его в лучшей комнате. Пустая трата времени, он ничего мне не рассказал. Заявил, что сестры у него нет. Это так… отвратительно!
— Он хотел произвести впечатление, а такая сестра, как Гайя — позор, лучше делать вид, что ее никогда и не было, — предположил Тесей. — Иначе он выдал бы тебе все их тайны. Я бы выдал.
Винда подалась чуть ближе, и усилившийся аромат ее духов был сам по себе будто прикосновение. Неощутимое, но волнующее.
— Вот как? — сладко протянула она. — Любопытно, какие секреты вы храните!..
И тут Тесей вспомнил, что до сих пор не отдал ей подарок.
Заинтригованно улыбаясь, Винда приняла у него бархатный свёрток, развернула и подняла к глазам длинную серебряную шпильку для волос, увенчанную острым искристым полумесяцем. Да, старомодно, но…
— Как красиво!
Она добавила заколку в свою прическу, взглянула Тесею в лицо, как в зеркало, и он забылся бы достаточно для того, чтобы поцеловать ее, если бы к ним не подошла чета Малфоев с благодарностью за вечер.
Это напомнило Тесею о его собственном положении.
— Боюсь, я вынужден буду у вас поселиться, как Кэрроу, — пошутил он, — я ведь не смогу вернуться в Париж без портала.
На секунду Винда растерялась — забыла, что колдовать здесь могут не все — но немедленно решила:
— Мы просто трансгрессируем. Подожди у ворот, я обеспечу себе алиби.
Она выскользнула из библиотеки, а Тесей направился в гостиную, где со всей учтивостью поблагодарил хозяина дома за приятный вечер, и вышел в сад.
Похолодало, дыхание густым паром клубилось в воздухе, в зарослях под деревьями блестели засахаренные инеем цветы. Тесей неспешно прошелся по аллее, делая вид, что просто вздумал прогуляться… Винда ждала его у ворот, наверняка замерзшая донельзя в своем тонком белом платье, и Тесей, сам без пальто, отдал ей свой смокинг.
— Пришлось выбраться через оранжерею, чтобы никто не заметил, — пожаловалась она с болезненно лихим блеском в глазах, обнимая себя его черными пустыми рукавами. — Тот самый отель, где подают слишком крепкий кофе?
«Тот самый»!..
Они трансгрессировали в его номер в Отель Жюльет, до того маленький и неволшебный, что после обители Розье казался картонной декорацией. Тесей думал, Винда сразу же вернется к себе, но она прошла на середину комнаты, огляделась и вдруг попросила:
— Опиши мне свой дом. — Он удивленно взглянул на нее и она пояснила: — Ты видел мой, я хочу увидеть твой!
Тесей улыбнулся, но вдруг затруднился с ответом: дом, где он вырос, дом, где жил до войны, даже Хогвартс — все они разом рванулись в слова.
— Там паркет из красного дерева, — наконец выбрал он. — Бывший владелец постоянно это повторял: «настоящее красное дерево, как для волшебных палочек!».
Винда взмахнула своей:
— Вот так?
Серые доски под их ногами налились цветом, знакомо, и узнавание ошеломило его. Поднимается штора от теплого ветра, ступеньки лестницы выскрипывают под ногами знакомый припев — «и—и—у» — и солнце сквозь раскрытое в Лондон окно бьет в лицо и пахнет бензином и виски. “С новосельем, старик!”.
У него перехватило горло.
Винда обернулась, улыбаясь, палочка наготове:
— Какие стены?
— Не надо. Я лучше покажу тебе. На самом деле.
Разочарованно опустившиеся уголки алых губ снова потянулись вверх.
— Это приглашение? — спросила она.
— Ты его примешь?
Они встретились взглядами.
— Да.
Тесей шагнул к ней по притворно своему паркету, и больше нечего стало говорить и думать, остались только ощущения. Сладость ее помады и шорох одежды, спадающей точно проклятие, и то, как ее грудь сминается о его, как пальцы зарываются в ее волосы. Трепетное упоение чудом в его руках и звериное наслаждение быть в ней. Поэт и оборотень… Она обхватила его пальцы губами в облаке смазанно-алого, и оборотень победил, вжался лицом ей в плечо, забыв все в мокром жаре и рывках бёдер. Он сделал ей больно и в наступившей тишине не смотрел ей в глаза, разом опустошенный и полный стыда за то, как использовал ее, превратил из той самой женщины в самку.
Вечность прошла в этом молчании; быстрое дыхание Винды успокоилось, он почувствовал, как она шевельнулась — встать, уйти? — и вздрогнул, когда ее рука скользнула по его плечу.
— Займись любовью со мной, — прошептала она и повторила, глазами в глаза: — Со мной.
В этот момент он подумал, что наверное любит ее.
Винда смотрела на него, и он поцеловал ее не закрывая глаза, проживая каждый дюйм ее губ, улыбающихся, неприкасаемо-алых, «займись любовью со мной”, каждую родинку и каплю пота на ее коже, лишь бы дольше… Настойчивость, нацеленность, неспешность, неспешность… Ее отчаянно вытянутая рука скользнула по его животу, запрокинутое лицо под рассыпавшимися темными прядями дрогнуло — сжатые веки, раскрытые губы— и он ослеп и оглох в этом черно-белом фейерверке.
Где-то на дне сознания уцелели картинки: роскошный дом, поднятые бокалы, «За главное сокровище этой семьи!», почему-то даже Кэрроу, выброшенная вон за связь с не тем человеком, но Винда прижималась щекой к его плечу, и каждую секунду в этой новой солоно-розовой тишине он готовился сказать «не уходи». Но не пришлось — она заснула, устало и легко, как ребенок, и Тесей успел улыбнуться этому и провалился в сон, мгновенно и внезапно, как будто сорвался с обрыва.