— Зачем? — повторил он, но можно было этого не делать, Кэрроу говорила сама, торопилась, давясь словами:
— Они обманывали таких же, как я, попросту говорили то, что мы хотели слышать. А я хотела правду! Я им верила! — Она вжалась спиной в свое дерево так, что каблуки оторвались от земли, выгнулась как под пыткой. — А потом оказалось, что он мертв, погиб, давным-давно, а я еще верила!.. И они продолжали мне лгать.
Тесей слушал ее без жалости, но почему-то совсем не равнодушно. Одиннадцатого, одиннадцатого, в одиннадцать… Как будто в них, в солдат, вкачали слишком много гнева, и страха, и отчаяния, и с того частокола единиц их некуда было девать и в нем самом металась эта буря, эта рвота, которую придется сдерживать всю жизнь, как в Кэрроу — ее бесполезная надежда.
Винда смотрела на нее широко раскрытыми глазами, завороженная этой болью.
— Пьер Делиль? — спросила она. — Вы говорите про него?
Кэрроу подняла на нее глаза.
— Откуда вы знаете?
— Мы много что знаем.
Это было трогательно — ее попытка выглядеть грозной.
— Я не убивала их,— упорствовала Кэрроу, — я не знаю, что произошло и почему они умерли, но я их не убивала. Я не направила против них ни одного заклинания, вот, проверьте сами! — Она дернула ногой в сторону своей сломанной палочки, и вдруг лицо ее сморщилось, она сползла руками к коленям, обнять хоть себя, и зарыдала.
Тесей вдруг подумал, что не хочет проверять. Разрыв сердца, так ведь написали в протоколе маглы-доктора. Не может быть, чтобы это оказалось правдой!
Он все же поднял с земли мертвую палочку, протянул Винде.
— Проверь. Приори Инкантатем.
Винда, то и дело косясь на плачущую Кэрроу, коснулась своей палочкой деревянных обломков. Внутри их тлели алым скрученные волокна — драконье сердце. Кэрроу мало колдовала: призраки почти магловской жизни потекли в воздух из кончика ее палочки, засочились из разлома. Подогретый чайник, левитация книги, кучки грязной посуды и полотенца, Репаро на разбитое зеркало… Тесей даже не понял, в какой момент начались сотворенные у Певереллов чары, спохватился на бабочках. Трансфигурация карт в них и стола в лошадь, Редукто — видимо, в хрустальный шар, там ведь были осколки. Ничего атакующего. Сосед Певереллов сказал, что вспышки света были не зеленые… А чары выливались дальше: все тот же чуть живой быт, а потом фейерверки, снова и снова, и Авис, и целый парад созидающих чар. Цветы, фонтаны, дымные силуэты, Люмос раз десять подряд… Бестолковая, но красивая магия. Сотворенная для зрителя, не для себя. Затем снова безжизненная жизнь — и снова фейерверки, и два бокала, созданные из каштановой скорлупы. Похоже, магия Пьера Делиля не пугала.
Винда смотрела на Тесея сквозь туман чужого прошлого.
— Она правда не убивала?.. — неуверенно спросила она.
Не убивала Авадой Кедаврой, вот и все, это ничего не значит.
Тесей повернулся к Кэрроу.
— Мужчина, ваш сообщник, помощник или еще кто. Он приходил к Певереллам вслед за вами. Кто он?
Кэрроу как не слышала, продолжала самозабвенно рыдать, и он почувствовал себя невероятно глупо: стоять перед ней эдакой статуей неотвратимой кары и быть при этом пустым местом.
— Не знаю, — простонала она наконец. — Не знаю, о ком вы.
— Мы видели следы,— напомнил он. — Вы оба там были. В доме Певереллов, у которых был якобы волшебный камень. Вы оба думали, что это Дар смерти, и вам он был нужен, чтобы вернуть своего жениха.
Это не сходилось с его же собственными уликами, но все равно Тесей люто надеялся, что каким-то образом окажется прав. Кэрроу наконец посмотрела на него, а потом вдруг захохотала сквозь слезы.
— И вам тоже нужен этот камень? — она махнула рукой, указывая Тесею на него самого. — Конечно!.. Но его нет! Нет! Никто их уже не вернет!
Она задохнулась своим смехом, снова прижалась лбом к коленям и замолчала. Тесей смотрел на нее, пытаясь понять услышанное, и даже будь у него палочка и магия, он не знал бы, какие чары сейчас помогли бы, сделали бы все правильным.
В любом случае Кэрроу нужно задержать. Пусть в министерстве тоже проверят ее палочку, возьмут ее память, если потребуется, и выяснят, где правда и было убийство намеренным или нет. Это все равно убийство. Певереллы ведь не умерли бы, если бы она не сделала что сделала. Есть тело — есть дело. И хоть за эти тела есть кому заплатить.
Краем глаза он поймал движение рядом — Винда опустила палочку.
— Трансгрессируем в министерство. Нужно передать ее мракоборцам, — озвучил Тесей очевидное, но она смотрела с недоумением.
— За что? Она их не убивала, ты же видел.
— Она довела их до смерти, это…
Винда перебила, нервно всплеснув руками:
— Кто мог знать, что у них сердце не выдержит?
— Она могла знать и знала, что колдовать на глазах у маглов запрещено! — На этом мракоборец в нем кончился и вырвалось глупое, но неукротимое: — Если бы сердце не выдержало у твоих родных? Тогда она бы тоже была тебе невиновна?
Винда как не слышала.
— Она не хотела никого убить, — воскликнула она и тише добавила: — Неужели она и так недостаточно настрадалась?
Это было какое-то безумие: этот спор об очевидном в шаге от рыдающей убийцы, то и дело оглядываясь на нее, на ее палочку, из которой лезли теперь призраки сломанных игрушек вперемешку с горелыми обрывками писем…
— Какое это имеет значение? — с трудом оставаясь спокойным, заговорил Тесей. — Почему за ее неудачную жизнь должны были платить Певереллы, Риччи, такие же люди? Это что, справедливо?
— Никому не нужна твоя справедливость, они все мертвы!
— Мне нужна! — вспылил он. — Риччи нужна!
— Да, тебе!
Тесей помчался было спорить дальше, но тут до него дошел настоящий смысл ее слов.
— Что ты сказала?
Винда смотрела на него со стыдом и гневом, отблески сыпавшихся из палочки Кэрроу заклятий выбелили ей лицо.
— Я нашла его на кладбище, на их могиле, я… Он был мертв. В тот день перед моим праздником. Я пошла на Пер Лашез, хотела поискать следы тем золотым заклинанием. — Она говорила все быстрее, так, что не хватало дыхания. Совсем как Кэрроу. — Я думала, вдруг я найду его быстрее тебя! Он был там, мертвый, без единой раны, как Дафна, и я… Я не знала, что делать, я… Я спрятала его, превратила его в цветы, и… Пара дней все равно ничего не изменит! А если…
Тесей не слышал дальше, потрясение оглушило его как гранатой.
«Моя сестра любит розы».
Глаза залило красным, как те самые розы на кладбище.
— Почему ты мне не сказала?
Она смотрела то ли панически, то ли с мольбой.
— Его убили магией, ты бы решил, что все это слишком опасно, и велел мне сидеть дома! И…
Винда замолчала. Тесей смотрел на ее совершенно незнакомое лицо — а незнакомое ли? Он ведь видел, замечал! — и чувствовал, что его сейчас попросту вырвет.
— Ты бросила труп моего друга гнить там, чтобы избавить себя от скуки?
Винда шевельнула губами, но без слов, и в бледном лице ее как будто что-то лопнуло. Она попятилась, качаясь, путаясь белым подолом в корнях, и трансгрессировала.
Тесей смотрел в пустоту перед ним, откуда она вырвала себя с мясом, на обрывки белой ткани на мокрых ветвях. «Моя сестра любит розы». Вот почему та нимфа не отходила от цветов на могиле. И вспышки света сосед Певереллов видел белые, не зеленые. Он ведь давно все знал. Никто не убивал Певереллов, ему просто хотелось так думать. Хотелось магию.
Из палочки Кэрроу били синие лучи вхолостую повторяемого Обливиэйт, а следом — никого не убившее Непростительное. И тряпичный единорог, трансфигурированный из чашки.
Если бы Винда снова спросила сейчас про те шрамы, Тесей рассказал бы, что тогда было даже не больно, нужно было просто идти, он только об этом и думал. Просто дойти, и все тогда будет в порядке. Только в этом был смысл.