Индуктивный метод. Различают двоякую И.: полную (inductio completa) и неполную (ипductHo incompleta или per enumerationern simplicern). В первой мы заключаем от полного перечисления видов известного рода ко всему роду; очевидно, что при подобном способе умозаключения мы получаем вполне достоверное заключение, которое, в тоже время, в известном отношении расширяет наше познание; этот способ умозаключения не может вызвать никаких сомнений. Отожествив предмет логической группы с предметами частных суждений, мы получим право перенести определение на всю группу. Напротив, неполная, И., идущая от частного к общему (способ умозаключения, запрещенный формальной логикой), должна вызвать вопрос о праве. Неполная И. по построению напоминает третью фигуру силлогизма, отличаясь от ее, однако, тем, что И. стремится к общим заключениям, в то время как третья фигура дозволяет лишь частные. Умозаключение по неполной И. (per enumerationem simplicern, ubi non reperitur instantia contradictoria) основывается, повидимому, на привычке и дает право лишь на вероятное заключение во всей той части утверждения, которая идет далее числа случаев уже исследованных. Милль, в разъяснении логического права на заключение по неполной И., указал на идею однообразного порядка в природе, в силу которой наша вера в индуктивное заключение должна возрастать, но идея однообразного порядка вещей сама является результатом неполной индукции и следовательно основой И. служить не может. В действительности основание неполной И. тоже, что и полной, а также третьей фигуры силлогизма, т. е. тожество частных суждений о предмете со всей группой предметов. «В неполной И. мы заключаем на основании реального тожества не просто некоторых предметов с некоторыми членами группы, но таких предметов, появление которых перед нашим сознанием зависит от логических особенностей группы, и которые являются перед нами с полномочиями представителей группы». Задача логики состоит в том, чтобы указать границы, за пределами которых индуктивный вывод перестает быть правомерным, а также вспомогательные приемы, которыми пользуется исследователь при образования эмпирических обобщений и законов. Несомненно, что опыт (в смысле эксперимента) и наблюдение служат могущественными орудиями при исследовании фактов, доставляя материал, благодаря которому исследователь может сделать гипотетическое предположение, долженствующее объяснить факты. Таким же орудием служит и всякое сравнение и аналогия, указывающие на общие черты в явлениях, общность же явлений заставляет предположить, что мы имеем дедо и с общими причинами; таким образом сосуществованиe явлений, на которое указывает аналогия, само по себе еще не заключает в себе объяснения явления, но доставляет указание, где следует искать объяснения. Главное отношение явлений, которое имеет в виду И. — отношение причинной связи, которая, подобно самому индуктивному выводу, покоится на тожестве, ибо сумма условий, называемая причиной, если она дана в полноте, и есть ничто иное, как вызванное причиной следствие, Правомерность индуктивного заключения не подлежит сомнению; однако логика должна строго установить условия, при которых индуктивное заключение может считаться правильным; отсутствие отрицательных инстанций еще не доказывает правильности заключения. Необходимо, чтобы индуктивное заключение основывалось на возможно большем количестве случаев, чтобы эти случаи были по возможности разнообразны, чтобы они служили типическими представителями всей группы явлений, которых касается заключение и т. д. При всем том индуктивные заключения легко ведут к ошибкам, из которых самые обычные проистекают от множественности причин и от смешения временного порядка с причинным. В индуктивном исследовании мы всегда имеем дело со следствиями к которым должно подыскать причины; находка их называется объяснением явления, но известное следствие может быть вызвано целым рядом различных причин; талантливость индуктивного исследователя в том и заключается, что он постепенно из множества логических возможностей выбирает лишь ту, которая реально возможна. Для человеческого ограниченного познания, конечно, различные причины могут произвести одно и тоже явление; но полное адекватное познание в этом явлении умеет усмотреть признаки, указывающие на происхождение его лишь от одной возможной причины. Временное чередование явлений служит всегда указанием на возможную причинную связь, но не всякое чередование явлений, хотя бы и правильно повторяющееся, непременно должно быть понято как причинная связь. Весьма часто мы заключаем post hoc — ergo propter hoc, таким путем возникли все суеверия, но здесь же и правильное указание для индуктивного вывода. Ср. Милль, «Логика»; Каринский, «Классификация выводов»; Apelt, «Theorie der Induction»; Lachelier, «Theorie de l'induction». Э.Радлов.
Индульгенция
Индульгенция ближайшим образом означает разрешение от наложенной церковью эпитимии. Первоначально церковные наказания состояли в публичном, по большей части годичном покаянии, посредством которого согрешивший и исключенный из общины должен был доказать искренность и твердость раскаяния. Уже на Никейском соборе (325) епископы получили право сокращать время, назначенное для покаяния, тем отлученным, которых чистосердечное раскаяние было доказано. Доказательством раскаяния могли служить добрые дела, пост, молитва, милостыня, путешествия к св. местам и т. д., совершенные добровольно или возложенные раньше за маловажные проступки, открытые в тайной исповеди священнику. Этим «добрым делам» приписывалось очень большое значение, в ущерб учению о божией благодати. Оставалось сделать один шаг, чтобы признать «добрые деда» удовлетворением за совершенный грех; это и случилось в западной церкви, под влиянием германских правовых понятий. По языческо-германским понятиям можно было причиненное комулибо зло, даже убийство, искупить возмездием (Busse), т.е. добровольным деянием, которое было бы эквивалентно достоинству потерпевшего или важности преступления. Пострадавшая сторона получала, таким образом, удовлетворение и отказывалась от принадлежащего ей права мести. Этот гражданский правовой обычай, перенесенный на религиозные отношения, вызвал представление об удовлетворении Бога, как пострадавшей стороны. Древнегерманские законодательства, оставаясь верными своему гражданско-правовому характеру, дозволяли не только перенесение наказания на другое лицо, но даже замену его денежною вирою (Wergeld), по определенному тарифу. Церковь, сама страдавшая внешним формализмом и неспособная изменять грубое народное воззрение, нашла в нем опору для того, чтобы добиться по крайней мере внешнего признания своей дисциплинарной власти. Варварская жестокость обычных в Англии и других странах церковных наказаний наглядно показывали необходимость их смягчения посредством какой-нибудь замены. В конце VII в. из Англии пошли в обращение так называемые исповедные книги, которые рекомендовались священникам, как руководство при исповеди. Они заключали в себе таблицу облегчений или замен церковных наказаний; напр., поста — пением псалмов или милостынею, а также денежным пожертвованием в пользу церкви и клириков. Появилась и замена лиц при покаянии; богатый мог семилетний срок покаяния окончить в три дня, наняв соответствующее число людей, которые бы за него постились. Против такого нововведения поднялся крик негодования во всей западной церкви: взгляд, что прощение грехов можно купить за деньги, казался еще в IX в. настолько богохульным, что многие провинциальные соборы предписывали сжечь исповедные книги. Но усиливающийся церковный формализм и позже все возраставшее корыстолюбие духовенства обратили злоупотребление в господствующий обычай. Пожертвования церквам и монастырям, ради искупления грехов, стали обычным явлением. Епископские и папские грамоты щедро наделяли привилегиями церкви, который всякого жертвовавшего на их учреждение или поддержку освобождали от третьей или четвертой части наказания, иногда даже давали полное очищение от всех грехов.