Общие принципы мировоззрения Л. сводились к следующему. Вечный, бесконечный, премудрый и благой Бог создал ограниченный по пространству и времени мир; мир отражает в себе бесконечные свойства Бога и представляет собой бесконечное разнообразие. В природе отдельных предметов и индивидуумов замечается величайшая постепенность; от самых несовершенных они переходят незаметным образом к наисовершеннейшему существу. Все эти существа находятся во взаимодействии; мир есть стройный космос, в котором каждое существо действует согласно своей природе и имеет свое определенное назначение. Назначение человека — познание и прославление Бога, и, благодаря этому, — блаженство в этом и в ином мире. Отсюда ясно, как далек Л. от того скептического сенсуализма, во главе которого его обыкновенно ставят. Большая часть «Опыта» имеет теперь только историческое значение, хотя влияние Л. на позднейшую психологию несомненно. Хотя Л., как политическому писателю, часто приходилось касаться вопросов нравственности, но специального трактата об этой отрасли философии у него нет. Мысли его о нравственности отличаются теми же свойствами, как и его психологические и гносеологические размышления: много здравого смысла, но нет истинной оригинальности и высоты. В письме к Молинэ (1696 г.) Л. называет Евангелие таким превосходным трактатом морали, что можно извинить человеческий разум, ежели он не занимается исследованиями этого рода. «Добродетель», говорит Л. в отрывке, напечатанном в книге Кинга (р. 292), «рассматриваемая как обязанность, есть ни что иное, как воля Бога, найденная естественным разумом; поэтому она имеет силу закона; что касается ее содержания, то оно исключительно состоит в требовании делать добро себе и другим; напротив того, порок не представляет ничего иного, как стремление вредить себе и другим. Величайший порок — тот, который влечет за собой наиболее пагубные последствия; поэтому всякие преступления против общества гораздо более важны, чем преступления против частного лица. Многие действия, которые были бы вполне невинными в состоянии одиночества, естественно оказываются порочными в общественном строе». В другом месте Л. говорит, что «человеку свойственно искать счастья и избегать страданий». Счастье состоит во всем том, что нравится и удовлетворяет дух, страдание — во всем том, что обеспокоивает, расстраивает и мучит дух. Предпочитать преходящее наслаждение наслаждению продолжительному, постоянному, значит быть врагом своего собственного счастья. Большое значение имеет Л. как педагогический писатель; его «Мысли о воспитании» написаны превосходно и содержат в себе много ценного; некоторые из них заимствовал Руссо и в своем «Эмиле» довел до крайних выводов. Л. не отделяет обучения от воспитания нравственного и физического. Воспитание должно состоять в том, чтобы у воспитываемого слагались привычки физические и нравственные, привычки разума и воли. Л. указывает на недостатки современной ему педагогической системы: напр., он восстает против латинских речей и стихов, которые должны были сочинять ученики. Цель физического воспитания состоит в том, чтобы из тела образовать орудие насколько возможно послушное духу; цель духовного воспитания и обучения состоит в том, чтобы создать дух прямой, который поступал бы во всех случаях сообразно с достоинством разумного существа. Л. настаивает на том, чтобы дети приучали себя к самонаблюдению, к самовоздержанию и к победе над собой. Обучение должно быть наглядным, вещным, ясным, без школьной терминологии. География, арифметика, геометрия, астрономия, история, нравственность, главнейшие части гражданского права, риторика, логика, физика — вот что должен знать образованный человек. К этому следует присоединить знание какого-либо ремесла. Но Л. — не враг классических языков; он только противник системы их преподавания, практиковавшейся в его время, а у многих народов практикующейся и поныне. Вследствие некоторой сухости, свойственной Л. вообще, он не уделяет поэзии большого места в рекомендуемой им системе воспитания. «Мысли о воспитании» — столь же полезная книга теперь, как и двести лет тому назад.
Сочинения Л. были часто издаваемы: в 1714, 1722, 1727 гг. Лучшее издание — 1801 г. Лучшее издание «Опыта» — Фрезера (Оксфорд, 1894). Для биографии Л. важны: Lord King, «The life of John Locke, with Extracts from his correspondence, Journals and Common-place Books» (Лондон 1830, 2 изд.), и Fox Bourne, «The Life of John L.» (Лондон, 1876). Специальные монографии — Henri Marion, «J. Locke, sa vie et son oeuvre» (Пар., 1878) и в особенности превосходный труд В. Серебренникова, «Учение Л. о прирожденных началах знания и деятельности» (СПб., 1892). См. еще М. Троицкий, «Немецкая психология» (I т., М., 1883).
Э. Радлов.
Как политический писатель Л. является основателем школы, стремящейся построить государство на начале личной свободы. Важнейшее политическое соч. Л. — «The treatise on government». Оно вышло в 1689 г. и написано с открыто высказанным намерением «утвердить престол великого восстановителя английской свободы, короля Вильгельма, вывести его права из воли народа и защитить пред светом английский народ за его новую революцию». Роберт Фильмер, в своем «Патриархе», проповедовал неограниченность королевской власти, выводя ее из патриархального начала; Л. восстает против этого взгляда и основывает происхождение государства на предположении обоюдного договора, заключенного с согласия всех граждан, причем они, отказываясь от права лично защищать свое достояние и наказывать нарушителей закона, предоставляют это государству. Правительство состоит из людей, избранных, с общего согласия, для наблюдения за точным соблюдением законов, установленных для сохранения общей свободы и благосостояния. При своем вступлении в государство, человек подчиняется только этим законам, а не произволу и капризу неограниченной власти. Состояние деспотизма хуже, чем естественное состояние, потому что в последнем каждый может защищать свое право, а перед деспотом он не имеет этой свободы. Нарушение договора уполномочивает народ требовать обратно свое верховное право. Из этих основных положений последовательно выводится внутренняя форма государственного устройства. Государство получает власть: 1) издавать законы, определяющие размер наказаний за различные преступления, т. е. власть законодательную; 2) наказывать преступления, совершаемые членами союза, т. е. власть исполнительную; 3) наказывать обиды, наносимые союзу внешними врагами, т. е. право войны и мира. Все это, однако, дается ему единственно для охранения достояния граждан. Законодательную власть Л. считает верховной, ибо она повелевает остальным. Она священна и неприкосновенна в руках тех лиц, кому вручена обществом, но не безгранична: 1) она не имеет абсолютной, произвольной власти над жизнью и имуществом граждан. Это следует из того, что она облечена лишь теми правами, которые перенесены на нее каждым членом общества, а в естественном состоянии никто не имеет произвольной власти ни над собственной жизнью, ни над жизнью и имуществом других. Прирожденные человеку права ограничиваются тем, что необходимо для охранения себя и других; большего никто не может дать государственной власти. 2) Законодатель не может действовать путем частных и произвольных решений; он должен управлять единственно на основании постоянных законов, для всех одинаковых. Произвольная власть совершенно несовместна с существом гражданского общества не только в монархии, но и при всяком другом образе правления. 3) Верховная власть не имеет права взять у кого бы то ни было часть его собственности без его согласия, ибо люди соединяются в общества для охранения собственности, а последняя была бы в худшем состоянии, нежели прежде, если бы правительство могло распоряжаться ею произвольно. Поэтому правительство не имеет права взимать подати без согласия большинства народа или его представителей. 4) Законодатель не может передавать свою власть в чужие руки; это право принадлежит одному только народу. Так как законодательство не требует постоянной деятельности, то в благоустроенных государствах оно вверяется собраниям лиц, которые, сходясь, издают законы и затем, расходясь, подчиняются собственным своим постановлениям. Исполнение, напротив, не может останавливаться; поэтому оно вручается постоянным органам. Последним, большей частью, предоставляется и союзная власть (federative power, т. е. право войны и мира); хотя она существенно отличается от исполнительной, но так как обе действуют посредством одних и тех же общественных сил, то было бы неудобно установить для них разные органы. Король есть глава исполнительной и союзной власти. Он имеет известные прерогативы только для того, чтобы в непредвиденных законодательством случаях способствовать благу общества. Л. считается основателем теории конституционализма, насколько она обусловливается различием и разделением властей законодательной и исполнительной. В «Letters on toleration» и в «Reasonableness of Christianity, as delivered in the scriptures» Л. пламенно проповедует идею терпимости. Он полагает, что сущность христианства заключается в вере в Мессию, которую апостолы ставят на первый план, с одинаковой ревностью требуя ее от христиан из иудеев и из язычников. Отсюда Л. делает вывод, что не следует давать исключительное преимущество какой-нибудь одной церкви, потому что в вере в Meccию сходятся все христианские исповедания. Магометане, иудеи, язычники могут быть безукоризненно нравственными людьми, хотя эта нравственность и должна стоить им большего труда, чем верующим христианам. Самым решительным образом Л. настаивает на отделении церкви от государства. Государство, по мнению Л., только тогда имеет право суда над совестью и верой своих подданных, когда религиозная община ведет к безнравственным и преступным деяниям. В проекте, написанном в 1688 г., Л. представил свой идеал истинной христианской общины, не смущаемой никакими мирскими отношениями и спорами об исповеданиях. И здесь он также принимает за основание религии откровение, но ставит непременной обязанностью терпимость ко всякому отступающему мнению. Способ богослужения предоставляется на выбор каждого. Исключение из изложенных взглядов Л. делает для католиков и атеистов. Католиков он не терпел за то, что они имеют своего главу в Риме и потому, как государство в государстве, опасны для общественного спокойствия и свободы. С атеистами он не мог примириться потому, что твердо держался понятия об откровении, отрицаемого теми, кто отрицает Бога. См. Scharer, «J. L., seine Verstandestheorie u. seine Lehren uber Religion, Staat und Erziehung» (1860); Curtis," An outline of L's ethical philosophy" (1890).