Иерархическую структуру позднего советского общества и специфические этикетные отношения в нем подробно были описаны в работах А. Зиновьева, выделявшего такие интересные категории как "коммунальность" и "народный коллектив" (окружение, формирующее реальные взгляды и поведение человека в СССР периода "развитого социализма").
Поступательно нарастали общественные затруднения с этикой, морально-нравственными основаниями Э., идеалами жизнедеятельности, ощутимо влияющие на ее формальное выражение. В 1970-х гг. ведущей силой здесь были средние социальные слои, сосредоточенные в Москве, Ленинграде, Новосибирске и др. крупных городах. Их, в основном, формальному бытовому Э. подражали колхозники, рабочие, труженики торговли и сервиса, мелкие не слишком образованные и этикетно культурные начальники, мечтающие вывести своих детей "в люди", "поднять" (язык всегда четко реагирует на явления социальной природы). Этого традиционно стремились достичь с помощью образования, диплома и "культурного" воспитания, освоения социально престижных форм и правил поведения, быта.
В начале 1970-х гг. был торжественно принят "Кодекс строителя коммунизма": этот удивительный документ подробно воспроизводил все положения Нагорной проповеди, был откровенным плагиатом, заимствовал все основные этичные установки Евангелия, христианства. Номенклатурная верхушка и ее идеологи расписались в полной беспомощности в области экспериментов, попыток изменить традиционные идеалы поведения людей. Одновременно началась широкая раздача дачных участков представителям средних социальных городских слоев. Это был интересный процесс: не только допускалась автономная личная собственность, но и появлялась возможность уйти от "коммунальности" домов отдыха и пионерских лагерей.
Еще важнее было то, что дачное строительство и быт позволяли большим множествам среднего класса и примыкавшим к ним рабочим реализовать два старых основных идеала национальной жизни. Одни, прежде всего, из числа наиболее привилегированной интеллигенции могли на дачах читать, музицировать, собирать гостей и вести дискуссии, взаимодействовать эстетически, взаимодействовать с природой, т. е. вести традиционный дворянско-интеллигентский образ жизни. Другие, потомки трудолюбивых крестьян и обывателей небольших городов с экономическим укладом сельского типа, могли сосредоточиться на создании "натурального хозяйства" - разводили огород, сад, кроликов и кур (хотя не могли, конечно, на стандартных 6 сотках держать корову и вообще полностью питаться трудами рук своих). Оба идеала взаимодействовали, распространение получали и промежуточные формы дачной жизни, чему способствовал и дефицит продовольственных товаров, неурядицы со снабжением продуктами питания в советской торговле.
Дачи основной части городского социума ярко демонстрировали основные идеалы общества. Тогда же широкое распространение стал получать личный автотранспорт, автомобили. Они были не только знаком престижности, социальной привилегией, но и современным эпохе научно-технического прогресса выражением старых культурных этикетных представлений о "благородном человеке (настоящем человеке)" - европейском всаднике, рыцаре, шевалье, русском всаднике, представлявшем в допетровское время дворянское ополчение (позже гусаре, конногвардейце), казаке, кавказском джигите. К тому же и поездки в советском общественном транспорте составляли часто мучительную проблему. Сервис был тогда вообще ненавязчивым.
Но существовали и усиливали свои позиции в обществе и более узкие влиятельные общественные слои, равнодушные к крестьянскому труду и "натуральному хозяйству" и к прелестям культурно-интеллигентного быта и времяпровождения. Это "коммерсанты", "технократы", коррумпированные и алчные чиновники средней руки, не входящие в высший круг партийно-государственной номенклатуры. Очень влиятельным и все более многочисленным становился слой "выездных" советских специалистов разного профиля, которые работали за границей, расширяли личные навыки потребления и активно вовлекались в "коммерцию", перепродажу импортных товаров, привозимых на родину.
Эти слои стремились выработать свои специфические идеалы жизни и правила поведения, даже элементы речевого Э. Напр., у советских "торгашей" в ходу были тосты: "чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было", "главное - здоровье, остальное - купим". В 1980-х гг. особым цинизмом отличались молодые и алчные комсомольские аппаратчики, "аспиранты партии", как их называл коммунистический писатель Б. Ясинский.
Все эти слои и склонные к преклонению перед "просвещенной Европой" представители социально продвинутой интеллигенции все больше тяготели к средним стандартам западноевропейского и американского Э. с его потребительскими благами и формами быта. Причем идеал формировался, в основном, за счет туристических впечатлений и представлений, получаемых при знакомстве с продуктами западного производства - сигаретами, напитками, одеждой, журналами, жвачкой, обувью, бытовой электроникой и т. д. За ними тянулись очень многочисленные и не очень стойкие в этике советские интеллигенты "первого поколения", которых А. Солженицын метко назвал "образованцами". Это были обманувшиеся в своих социальных аппетитах и ожиданиях выходцы из колхозной деревни и рабочей среды, надеявшиеся обрести материальные блага, сделать карьеру с помощью "диплома", независимо от личных способностей, трудолюбия, настоящих научных знаний, подлинных культурных навыков. Таких людей в советском обществе в 1970-1980-х гг. становилось все больше: запущенная когда-то в эпоху сталинской индустриализации и восстановленная после войны машина бесплатного вузовского образования продолжала "выдавать продукцию, не сбавляя обороты. Задачу "догнать и перегнать Америку" решали числом, а не умением.
Существовали узкие и жесткие целевые Э., напр., партийной среды (особенно для чиновников аппарата ЦК КПСС), партийные функционеры должны были являть образцы "скромного" партийного поведения: не брать взяток, не допускать роскоши в быту, беспорядочных половых связей, пьянства, частых посещений ресторанов, не сквернословить, не стремиться модно одеваться и т. д. Если аппаратчик из ЦК КПСС хотел всех этих запретных удовольствий, то мог перейти на другую, напр., "хозяйственную" работу. Сходный Э. был принят в КГБ, верхах Вооруженных Сил, в кадровом дипломатическом корпусе. На Э. рабочих городских и сельских социальных низов ощутимо влияла специфическая этика и Э. лагерно-тюремного мира, его язык. Ощущалось это влияние и в других социальных слоях. Все варианты единого Э. советской эпохи, естественно, взаимодействовали между собой, находились в состоянии взаимного влияния.
К этапу "перестройки" общество подошло в плачевном состоянии: большие множества людей занимались не своим делом, процветала непотия (социальное устройство и продвижение родственников), пьянство, равнодушие к результатам труда, зависть, неприязнь к социальным партнерам, которая приобретала еще и межнациональную окраску, привкус этнического размежевания.
Социальные катаклизмы и трансформации конца 1980-1990-х гг. закономерно понизили роль и значение среднего класса общества. Его этика, Э. и идеалы утратили культурно-экономические основания и функцию образцов. Правда, в России появилось множество новых социальных ролей и этикетных функций: "менеджер", "предприниматель", "бизнес-вумен", "брокер", "дилер", "бомж", "бюджетник", "лох", "охранник", "торговый агент", "тинейджер", "янки", "телезвезда", "звезда поп-эстрады" "астролог" и т. д. Выделился даже целый специфический класс с особым Э., представлением об этике, речевым своеобразием - "новые русские". Новыми красками заиграла и речевая культура СМИ: появились смелые обращения к ресурсам ненормативной, прежде строго табуированной в общественном, публичном Э., лексике, терминам и синтаксическим конструкциям "отвязного" молодежного сленга, тюремно-лагерной фразеологии, традиционной и новоявленной "фене". В целом, вся система национального речевого Э. подверглась различным смешениям и опрощению. Этикетным признаком, знаком культурной и социальной продвинутости, стало употребление американизмов типа выкрика "йес", всяческих "драйвов", "барбекю", "шуз", "он-лайнов", "дринков", "бой-френдов" и иной особо стилизованной "кайфовости". Одновременно в СМИ и публичной политической речи стали появляться такие, относящиеся к Э., термины, как "толерантность" (терпимость к чуткому поведению, Э.) и "политкорректность", а чуть раньше "плюрализм" и "консенсус".