Дальнейшее развитие лингвистики подвергло сомнению (Schrader) существование отдельного греко-италийского племени, но лингвистические исследования сохранили свое значение для исследователя Р. истории, особенно в вопросе о влиянии греческой культуры, и создали более твердую почву для этнографии древней Италии, где еще Нибур был принужден довольствоваться критикой и комбинацией одних литературных известий, напр. разноречивых преданий о пеласгах у древних писателей. Еще ближе касается Р. истории интересный материал, доставляемый археологией в новом значении этого слова, т. е. бытовой археологией, развившейся на ряду с археологией художественной. Долгое время в Италии весь интерес при раскопках сосредоточивался на добывании художественных или по крайней мере ценных по материалу произведений. Когда в 1817 г. были найдены в могильнике на Албанской горе глиняные погребальные урны первобытного изделия в форме хижины, римские археологи отнеслись к ним равнодушно, полагая, что имеют пред собою варварские сосуды ретийских солдат императорской эпохи или грубых аборигенов, населявших Лаций до прихода Энея. Лишь успехи археологии в странах, не знавших в своем прошлом блестящей, художественной культуры – в Скандинавии и Швейцарии, – научили правильно оценивать скромный и скудный материал, доставляемый раскопками на почве Италии. Исследование, с 50-х годов, свайных построек в Швейцарии побудило итальянских археологов раскапывать и изучать так наз. terra mare. т. е. остатки свайных поселений на суше, в долине По. Вскоре удалось составить довольно полную картину быта обитателей террамар, а раскопки древнейших могильников в Романье (Villanova, Marzabotto и т. п.) дали возможность указать соединительные звенья между культурой террамар и могильников Альбы Лонги. Когда занятие Рима итальянцами вызвало строительную горячку в новой столице Италии, на Эсквилине и в его окрестностях, под простонародным кладбищем республиканской эпохи, были найдены более древние могилы, обнаружившие непосредственную связь быта древних римлян с более древним бытом их соплеменников на склоне Албанской горы и в террамарах. С другой стороны, раскопки на Эсквилине сомкнули цепь, связующую доисторическую эпоху в жизни Рима с исторической: на Эсквилине, напр., были найдены под стеною, приписываемой Cepвию Туллию, покойники в глиняных стволообразных гробах, относящихся, очевидно, к эпохе более древней, чем самая стена, перерезавшая старинное кладбище, когда понадобилось расширение городских укреплений. Характерные черты этой истории могут быть сведены к следующим положениям: 1) могучий рост Рима совершается в трех концентрических кругах, соответствующих трем государственным формам; 2) разрастание Рима создает в его пределах дуализм и известный антагонизм населения, который постепенно сглаживается и вновь возникает при вступлении Рима в новый круг его эволюции; 3) этот рост и вызванный им дуализм обуславливают собою видоизменеение правительственных органов; 4) под влиянием политич. роста Рима вырабатываются новые формы областного управления; 5) рост Рима обусловливается в значительной степени экономической потребностью и в свою очередь влияет на экономическую жизнь, в особенности земледельческого населения; 6) рост Рима, подвергает его население влиянию новой культуры, разлагающей древнюю Р. религию, древний быт населения, его семейные и политические нравы.
1) Политически рост Рима. Тремя концентрическими кугами: город Рим, Италия, Р. империя. Посредством завоеваний город Рим становится миром (urbs – orbis). Древнейший объем римской территории был очень незначителен: жрецы «полевого братства» (fratres arvales), существовавшего еще в эпоху императоров, ежегодно совершали в празднество амбарвалий торжественный обход римского поля, и этот обход совпадал, очевидно, с древнейшей границей Р. территории; она имела в длину 5 римских миль (1000 шагов) на правом берегу Тибра или на западе, 6 миль на левом берегу реки, 5 миль на юге, по направлению к Альбе-Лонге, и только 2 мили на севере. После поглощения Римом нескольких подгородных общин и завоевания – еще в царскую эпоху – городов Габий и Фидене, римская территория (ager Romanus) обнимала собой около 870 кв. км. На юге римляне опирались на соплеменную им и союзную федерацию латинских городов; на севере имели против себя могущественные, управлявшиеся царями этрусские города, состоявшие в слабой федерации между собой; на востоке враждовали с родственными горными племенами сабинян, вольсков и эквов, делавших набеги на плодородную римскую «Кампанью». В мелких стычках с соседями прошла для Рима первая половина эпохи в 240 лет, предшествующая полному завоеванию Италии Римом. На грани двух ее половин стоит завоевание римлянами города Вей (396 до Р. Хр.). Могущество Рима вслед за этим было сильно потрясено вторжением галлов и сожжением Рима, но город скоро оправился и в один с небольшим век успел подчинить себе всю Италию в тогдашнем смысле, т. е. за исключением долины По и приальпийских областей, причислявшихся к Галлии.
Этот процесс завоевания совершался, главным образом, тремя этапами: на первом из них Рим разделался с латинской федерацией. Он стал уже слишком могущественным членом ее и стал видеть в латинском союзе лишь орудие для своей политики, латиняне же добивались более обеспеченной и влиятельной роли. В виду незадолго перед тем совершившейся сделки между патрициями и плебеями, по которой последним было предоставлено одно консульское место, латиняне потребовали и себе также одного консульского места и доступа в Р. сенат. Римляне отвергли это притязание и, сокрушив несколькими сильными ударами латинскую федерацию, привели отдельные латинские города в полную от себя зависимость (340 до Р. Хр.). Еще до латинской войны римляне имели столкновение с самнитянами, храбрыми горцами южной Италии, желавшими подчинить себе богатое побережье этой области, с ее изнеженными греческими городами. Из-за обладания Неаполем возгорелась вторая самнитская война (326 – 304), самая критическая проба способности Рима к мировому владычеству. Видя перевес римлян, этруски пришли на выручку самнитянам, а также прочие горцы средней Италии. Рим должен был воевать на два фронта, но превосходство его государственной организации, неистощимость его военного ополчения и доблесть его военных вождей обеспечили за ним победу. Еще раз взялись самнитяне за оружие (298 – 290), задыхаясь в железном кольце римских крепостей и военных дорог; к ним на помощь снова поспешили этруски, умбры, галлы восточной Италии – но опять победа осталась на стороне Рима. Независимыми остались лишь греческие города южной Италии, призвавшие на помощь эпирского царя Пирра. Покорение греческого элемента в Италии было третьим этапом в завладении этой страной. Римский легион победил македонскую фалангу, только что победившую Азию, победил ее не смотря на помощь Азии в виде грозных слонов; в 372 г. сдался гарнизон Пирра в Таренте и взятием в следующем году Региума закончилось завоевание римлянами Италии. Но второй концентрический круг еще не был вполне замкнут: в виду итальянского берега, отделенная от него нешироким проливом, простиралась Сицилия, с ее богатыми городами и плодородными нивами, за обладание которыми боролись греки и карфагеняне. Римляне, как властелины Италии, не могли оставаться равнодушными зрителями этой борьбы. Они высадились на Сицилии и вступили в эпоху пунических войн, т. е. вошли в третий концентрический круг, сложившийся из областей, составлявших побережье Средиземного моря. Борьба между сицилийскими колониями греков и Карфагеном, была борьба двух цивилизаций, европейской и азиатской, двух рас, арийской и семитической, как и в средние века, когда за Сицилию боролись византийцы и сарацины. Римляне раньше находились в дружественных отношениях с карфагенянами, как свидетельствуют многочисленные торговые договоры. Теперь между интересами обоих народов неизбежно должен был сказаться антагонизм. Помощь, оказанная Римом римской партии в Мессане, вызвала первую пушийскую войну, тянувшуюся 24 года. Могущественные Сиракузы перешли на сторону римлян; римское крестьянское ополчение, дисциплинированное в легионах, неоднократно побеждало отряды искусных греческих наемников, под командой карфагенских вождей. Но Карфаген, как морская держава, мог быть побежден только на море – и римляне скоро научились этому, превратив, с помощью изобретенных Дуилием абордажных мостов, морскую битву в сухопутную. Не довольствуясь победами в Сицилии, римляне уже в первую войну снарядили экспедицию в Африку, угрожая самому Карфагену. Опыт не удался, но результатом войны было для римлян обладание Сицилией – первой римской провинцей, затем скоро последовало занятие берегов Сардинии и Корсики.
Наступило краткое затишье: в 235 г. был даже закрыт храм Януса на форуме редкий признак полного мира. Римляне занялись усмирением морского разбоя иллирийцев на Адриатическом море и колонизацией пограничной с Галлами области; это встревожило галлов и вызвало войну, во время которой римляне, в 222 г., взяли Милан, укрепились на реке По и положили начало превращению Галлии цизальпинской в северную Италию. Первая пуническая война была собственно разграничением сфер влияния обоих соперников. После войны каждый из них старался укрепиться и расшириться в предоставленной ему сфере: римляне – на островах и в Италии, карфагеняне – в Испании, на берегах которой давно уже существовали финикийские колонии. Опираясь на эти города, знаменитая семья полководцев и политиков, Баркидов – Гамилькар, его зять Газдрубал и сыновья Ганнибал, Газдрубал и Магон – совершили завоевание страны на юге от Эбро, сплотили иберийские племена в сильное военное государство, с боевым войском и полной казной, представлявшее собой для Карфагена более надежный оплот, чем армии наемников, всегда склонные к мятежу. В 221 г. власть над Испанией перешла к 26летнему Ганнибалу, который с африканской страстностью воплотил в себе вражду против Рима. Он принялся завершать в Испании дело, которое римляне завершали в Италии – объединение страны, – и двинулся на Сагунт, чтобы завладеть северной Испанией. Сагунт обратился за помощью к Риму. Римляне вступились сначала за своего нового клиента дипломатическим путем и потребовали у Карфагена выдачи Ганнибала, но Сагунт пал – и война стала неизбежна. Вторая пуническая война – несомненно самый драматический эпизод древней истории. Она привлекла к себе внимание греческих историков, из которых Полибий дошел до нас частью в оригинале, частью в пересказе Ливия; она же вызвала первого римского историка, как первая пуническая война – первый римский эпос (Невия). Драматизм ее обусловливается не только тем, что она, подобно персидским войнам, являлась роковой борьбой двух рас за существование, но, главным образом, личностью и судьбой главного героя. Смелый военный план молодого полководца, его переход с кавалерией и слонами через два снеговых хребта – Пиренеи и Альпы, блестяшие победы при Требии, при Тразименском озере и при Каннах; 16-летняя выдержка Ганнибала среди самых затруднительных обстоятельств, трагическая судьба Газдрубала и Магона, пришедших к нему на помощь, вынужденное возвращение в Африку для защиты Карфагена, поражение при Заме, изгнание и скитание на чужбине, как жертвы Р. ненависти – все это настолько привлекает внимание, что заслоняет реальную подкладку войны. С 20000 пехоты, 6000 всадников и 20 слонами – четверть того войска, которое вышло из Сагунта – спустился Ганнибал в долину По. Здесь примкнули к нему нестройные силы галлов, но против него стояло дисциплинированное римлянами густое население Италии, пополнившиеся римские армии, которые одну за другой сокрушал Ганнибал.