...Волны музыки Дебюсси бились у нее в голове, расшибаясь о стенки ее черепа. Белый плеск волн заглушал шумы улицы и дождя, превращая тьму в обжигающий свет.
Композиция подошла к концу. В комнате было ужасно жарко. Коробка, лишенная воздуха. Патрисия задыхалась во тьме. Пошатываясь, она встала и повернулась к холодному глазу зеркала. Она знала, что в нем отражается: толстая, совершенно невыразительная дурнушка, которая ублажает себя на кровати в гостиничном номере.
- Прекрати - или ослепнешь, - сказала она тихонько. Ей вдруг стало противно. Она почувствовала себя убогой и глупой. Она никогда ни с кем не познакомится, никогда ничего не сделает и никем не станет. Все сошлось на этой душной комнате. Куда бы она ни пошла, она все равно придет в эту комнату. Читать. Всегда только читать. Ничего никогда не случится.
Тьма сомкнулась.
***
- Я знал, что ты придешь, - сказал мужчина. - Я знал.
- Не понимаю, как это вы знали, - сказала Патрисия и смутилась. Она говорила глупости.
- О, я-то знаю. - Похоже, мужчина ничуть не обиделся. - Меня специально учили распознавать в людях некоторые аспекты. Некоторые способности. Некоторые.., наклонности. - Их руки соприкоснулись, и Патрисия вздрогнула. - И вот что я тебе скажу, Патрисия. Мы станем друзьями.
- Я даже не знаю, как вас зовут. - Ей вдруг стало страшно. У нее появилось странное ощущение, что ее окружают. Его голос как будто замыкал линию вокруг нее. Струйка пота пробежала между ее грудей.
- Как меня зовут? - Он улыбнулся. Она услышала, как он улыбнулся. Зови меня Л'Оглав.
- Как? - удивилась Патрисия, уверенная, что не расслышала. Она старалась побороть страх. Страх - вот что делало ее одинокой.
- Л'Оглав, - повторил мужчина. - Сокращеное от Оглавления, как в книге.
- Но я не могу вас так звать, - смутилась Патрисия.
- Можешь. Должна. - Он дотронулся до ее руки. Будто мягкий силок обвился вокруг запястья. - Дорогая Патрисия, ты должна. И ты будешь. Я покажу тебе такое...
Страх сковал ее, стал почти невыносимым. Она хотела бежать, вернуться обратно - в ту комнату, к той книге, к своему уютному убежищу для трусов. Этот странный человек распахнул перед ней дверь в другой мир. Правда, за дверью лежала тьма, но, с другой стороны, для Патрисии тьма была родным домом.
- Л'Оглав, - сказала она.
***
Когда миссис Беккс вернулась в кафе за Патрисией, той уже не было. Один из официантов видел, как она выходила с каким-то мужчиной, но описать незнакомца не смог. Он появился и так же пропал - серый человек за пеленой дождя. Человек-невидимка. Полиция встала на уши. Безо всякой надежды на успех они обшарили город и сдались. Родители Патрисии сами устроили поиски дочери - тоже тщетно. В газетах напечатали фотографии дебелой и рыхлой слепой девушки, улыбавшейся в камеру, видеть которую она не могла. Ее глаза - светло-голубые в жизни - на снимках стали почти прозрачными. Глаза, налитые дождем - словно две лужицы на лице. Очень скоро и репортеры, и публика утратили весь интерес. В комнате Патрисии никто ничего не трогал.
Застывшее время. Остановившиеся часы. Девушку так и не нашли, дело осталось неразрешенным - открытым, как дверь, ведущая в никуда.
***
Особняк был бы похож на тюрьму, если бы не-странное свойство этого огромного дома - казалось, он постоянно меняет свою планировку. Ни одна дверь не ведет дважды в одну и ту же комнату, ни по одному коридору нельзя пройти к одному и тому же месту, ни одна лестница на повторяет своих ступенек.
К тому же здесь есть чем заняться. И занятия эти отличаются богатством выбора и изощренностью, по сравнению с которыми жизнь снаружи кажется бледной и невыразительной. Здесь, в стенах особняка, нет такого греха, который бы не прощался тут же и без остатка. Здесь поиски плотских откровений давным-давно привели к практике извращений, которые совершенствуются ежедневно и просто не знают пределов. Здесь нет ни границ, ни запретов, ни осуждения.
И девиз, начертанный над входом, гласит: "Ад прекраснее Рая".
Эта ночь обещает быть особой ночью. В красной комнате - в комнате Знака Семи, стены которой бьются, как сердце, - Патрисия лежит на шелковых подушках.
Она находит вену на бедре и медленно вводит иглу. После первого прихода ее голова как будто раскрылась и разделилась на части, как головоломка. Каждый нерв ее тела переживает серию сладостных ударов, в мозгу разливается дым. Патрисия облизывает сухие губы. Ее бьет дрожь. Маленькие колокольчики на серебряных кольцах, которыми пропирсовано все ее тело, тихонько звенят. Тело превращается в живой бубен. Длинный вздох срывается с ее губ. В комнате жарко, пот стекает по умащенной коже, капает с непристойных татуировок, с некоторых пор украшающих ее живот.
Комната бьется, как сердце. Сквозь глухой гул этой зыбкой пульсации Патрисия слышит, как мальчик плюется. Он все плевал и плевал, непонятно зачем. Л'Оглав разрешил ей ощупать мальчика - зарыться ногтями в его мягкие волосы, подергать перья из его подрезанных и излохмаченных крыльев, пройтись кончиками пальцев по шрамам, оставшимся после кастрации.
- Что он делает? - спрашивает она сонно. - Почему он плюется?
Л'Оглав уже вернулся в комнату. Он закрыл дверь и молча дожидался, пока мальчик не закончит.
- Он отхаркивает в стакан, - отозвался Л'Оглав. - Вот.
Патрисия взяла у него изящный хрустальный бокал. Л'Оглав встал перед ней на колени. Его тело излучало жар и слегка пахло кровью и пряным потом.
- Этот мальчик - небесный ангел, - сказал Л'Оглав. - Мы призвали его на землю, а потом искалечили и совратили.
Патрисия рассмеялась.
- Наш собственный маленький падший ангел, - продолжал Л'Оглав. Ангел, подойди сюда.
Волоча ноги, мальчик прошел через комнату - медленно, как лунатик. Его крылья шуршали, как сухая бумага.
- И что мне с ним делать? - спросила Патрисия, покачивая бокал в руке.
- Я хочу, чтобы ты это выпила, - сказал Л'Оглав. - Пей.
Патрисия коснулась языком теплой пенки слюны.
- У него, разумеется, СПИД, - между делом заметил Л'Оглав. - Это несчастное существо было игрушкой бог знает какого количества развратных старых шлюх и извращенцев. Как и следовало ожидать, его слюна - резервуар для болезней. - Он умолк на мгновение и улыбнулся своей невозможной улыбкой, которую было почти что слышно. - Но так или иначе, я хочу, чтобы ты это выпила.
Патрисия слышала, как всхлипнул мальчик, которого силой поставили на четвереньки. Она взболтала жидкость в бокале.
- Пей медленно.
Она слышала треск и скрип кожаных ремней. Чиркнула спичка. Интересно, есть ли предел тому, что он может потребовать от нее?
- Хорошо, - сказала она, поднося бокал к носу, как эксперт-дегустатор. Содержимое вообще не имело запаха. - Я уже говорила. Я сделаю все.
И она выпила - медленно, смакуя слабый и пресный вкус слюны. Все, до последней капли. Она пила, вслушиваясь в хриплое дыхание мальчика. Л'Оглав насиловал его сзади. Патрисия облизала края бокала.