Прежде лошадь служила для обозначения солнца и при дальнейшем символическом истолковании — трансцендентного Я. Я — это конечный источник всей жизни и при этом ввиду его трансцендентной природы скорее понимается как нечто пассивное (подобно трупу), нежели активное. Именно сила Я или его аспект шакти в виде жизненной силы, оживляющей человеческое существо и сознание, и открывает доступ к Я. В Брихад-араньяка-упанишаде эти символические ассоциации уже смутно вырисовываются.
Например, мы встречаем рассуждения о начале мира, порожденного Одним, которое разделило себя пополам — на женское и мужское, тем самым сотворив все мироздание. С этим космогоническим представлением связана основополагающая этическая убежденность, характерная для последующей психотехники освобождения, в том, что поскольку в сущности имеется лишь единственное Одно, страшный грех человеку цепляться за множественные объекты вселен-ой. Это Одно описывается как истинная цель человечества. Яджнявалкье, наиболее выдающейся фигуpe раннеупанишадского периода, приписываются следующие строки:
Словно дерево, повелитель леса, таков, воистину, человек. Его волосы — листья. Кожа его -
кора снаружи.
Из кожи его течет кровь,
[как] сок из кожи [дерева], Поэтому она выхолит из раненого, как сок из поврежденного дерева.
Мясо его — древесина, лыко -
сухожилия, они крепки. Кости — внутренность дерева,
мозг создан подобным сердцевине.
Когда дерево срублено,
оно поднимается от корня, снова обновленное. Но [когда] смертный срублен смертью, от какого же корня он поднимается?
Не говорите: «от семени», —
ведь оно возникает [лишь] у живого. [Между тем,] поистине, дерево,
поднявшееся от зерна, Явственно возрождается после смерти.
Когда дерево вырвут с корнем,
оно не вырастет снова, Но [когда] смертный срублен смертью, от какого же корня он поднимается?
Рожденный [однажды] не рождается
вновь, ибо кто породил бы его снова?
Брахман, [который] -
познание и блаженство — высшая опора охотно приносящего дары, [Л также] твердо стоящего [рядом с Брахманом] и знающего его.
(3.9.28.1–7)
В этом завораживающем месте Брихад-араньяка-упанишады скрыто высшее знание мистика и йогина, который знает одну неделимую Основу Сущего и который подобно Яджнявалкье восклицает: Ахам брахма-асми (пишется ахам брахмасми), «Аз есмь Брахман (Абсолют)». Последняя строфа содержит ключ ко всей метафоре: человеческое «дерево» рождается вновь и вновь под воздействием кармы. Именно эта повторяющаяся драма рождения, жизни и смерти доставляет чувствительной психике йогина одно страдание (духкха). Этот круговорот представлен более зримо в следующих строках той же священной книги:
Подобно тому как гусеница, достигнув конца былинки и приблизившись к другой [былинке], подтягивается [к ней], так и этот Атман, отбросив это тело, рассеяв незнание и приблизившись к другому [телу], подтягивается [к нему]. (4.4.3)
Очевидно, что в этом круговороте (сансара) нет успокоения; поэтому упанишадские мудрецы обучали эзотерическим средствам, благодаря которым можно преодолеть мир перемен. И повсюду Яджнявалкья повторяет:
Узкий, далеко идущий, старый Путь лежит передо мной, найден мной. По нему мудрецы, знающие Брахмана, Идут в небесный мир, вверх,
освобожденные. (4.4.8)
Кто пробудился и нашел Атмана, Проникшего в опасное недоступное
место,
Тот — творец вселенной, ибо тот -
творец всего:
Ему принадлежит мир,
ведь он и есть мир. (4.4.13)
Если человек прямо глядит на него,
как на Атмана, как на бога, Владыку бывшего и будущего,
то он больше не страшится. (4.4.15)
Кто познаёт дыхание дыхания, Глаз глаза, ухо уха, Разум разума, Те постигли древнего,
изначального Брахмана. (4.4.18)
Лишь разумом следует его воспринимать, нет здесь никакого различия. От смерти к смерти идет тот,
кто видит что-либо подобное различию. (4.4.19)
Как единство следует
его воспринимать, неизмеримого, постоянного. Атман свободен от страсти,
вне пространства, нерожден, велик, постоянен. (4.4.20)
Освобождение, которое тождественно бессмертию, есть познание Я в его неизменной чистоте. Это познание совпадает с преодолением ограниченных механизмов человеческого ума-тела и тем самым непосредственно обусловленного существования. Более того, Самопознание является скрытой программой мироздания — что трансперсональный психолог Кен Уилбер назвал «Замыслом Атмана». И опять Яджнявалкья представляет это в виде запоминающегося зрелища:
Это подобно тому, как океан — средоточие всех вод, как кожа — средоточие всех прикосновений, как ноздри — средоточие всех запахов, как язык — средоточие всех вкусов, как глаз — средоточие всех образов, как ухо — средоточие всех звуков, как разум — средоточие всех решений (санкальпа), как сердце — средоточие всех знаний, как руки — средоточие всех дел, как детородный орган — средоточие всех удовольствий (ананда), как задний проход — средоточие всех извержений, как ноги — средоточие всех путешествий, как речь — средоточие всех Вед.
Подобно тому, как брошенный в воду комок соли растворяется в воде и нельзя вытащить его [снова], но какую часть [воды] ни возьмешь — она соленая. поистине, так же, о [Майтрейи], эта великая, бесконечная, безграничная, состоящая из одного лишь познания сущность (виджняна-гхана), возникнув из этих элементов, исчезает в них. Нет после смерти сознания. (2. 4. П-12)
Поскольку Я, иначе Абсолют, является всем, оно не может быть предметом знания. Поэтому Яджнявалкья доказывает, что в конечном итоге все описания его суть дни лишь слова. Он отвечает на невозможные определения Я восклицанием «ни [это], ни [это]» нети-нети). Эта знаменитая операция отрицания является основополагающей для ведантской духовности: от йогинов данной традиции постоянно требовалось памятовать том, что все состояния и проявления их ума-тела сами по себе не что иное, как трансцендентная Реальность. Никакой опыт не приближает к Самопознанию. Тело, как мы его обычно воспринимаем, не есть Я; не являются таковыми и мысли и чувства в их обычной форме. Я — это то, на что нельзя указать в ограниченном мире. Это вечно бодрствующее различение именуется вивека, что буквально означает «разделение».
Посредством непрестанного обращения к данной практике различения йогины развивают внутреннюю восприимчивость к тому, что эфемерно по своей природе и к подспудной вечной Основе всех их переживаний. Это пробуждает их к отказу от всего, что они определяли как принадлежащее к миру изменений. Различение и отрешение в итоге ведут к обнаружению всеобщего Я, атмаиа, что вне всяких представлений и воображения, вне всяких изменений.
III. ЧХАНДОГЬЯ-УПАНИШАДА
Другой древней Упанишадой является Чхандогья, чье название происходит от слов чхандас или «гимн» (букв.: «удовольствие») и га или «идти», здесь относящееся к тем браминам, что пели гимны Самаведы во время жертвенного обряда в ведийские времена. Поэтому Чхандогья-упанишада состоит из эзотерических учений чхандогов, ведийских песнопевцев.