Но самой любопытной процедурой была покупка сметаны. В молочном павильоне на открытых прилавках были выставлены баночки с деревенской сметаной такой густоты, что ложечки в них стояли перпендикулярно, не опускаясь вглубь банки. Вера Николаевна начинала с крайней селянки, спрашивала – "А почём ваша сметана?" и протягивала ей руку тыльной стороной вверх. Селянка мазала ей по руке сметаной. Бабушка медленно слизывала эту сметану с руки, закатывала глаза в раздумье вверх, потом в сомнении качала головой и… переходила к следующей продавщице. И так она проходила вдоль всего ряда. Я каждый раз думала, что она должна была, после такого количества проб, объестся сметаной на всю жизнь… Но нет, этот спектакль повторялся каждый раз и всё в той – же последовательности. Наконец, когда сметанный ряд кончался, Вера Николаевна уверенно направлялась к одной из селянок и говорила мне – "Вот эта сметана самая лучшая". И мы покупали одну или две банки густой вкуснейшей сметаны. Потом мы так же выбирали творог и яички.
На открытом базаре мы докупали фрукты и овощи. Их продавали кучками, на десяток. Молодая картошка была очень дорогая и продавалась тоже кучками.
Закупив всё это, мы проходили к дальней дощатой стене базара, вдоль которой расположились продавцы с живностью. Бабушка выбирала кур… Ей их показывали кур, держа за лапы, головой вниз. Курица била крыльями, но её держали крепко и вырваться она не могла. Бабушка щупала курицу, заглядывала в её жопку.
Определяя не жирная ли она от старости, затем опять длились торги… Причём оценка курицы бабушкой и торговкой была настолько противоположной, что я по наивности думала, что зачем покупать такую плохую курицу, как говорит бабушка? Наконец, торговка обиженно умолкала и отворачивалась. Бабушка Вера отходила в сторону, а через некоторое время возвращалась и спрашивала – "Ну так как уступишь за эту дохлую курицу?" Ей уступали… И курица запихивалась в верёвочную сетку, в которой ей было очень неудобно… С тяжёлыми сумками мы возвращались домой с победой…
Когда я ходила одна на рынок или с Витей, я не торговалась. Во-первых – не умела, а во-вторых стеснялась, не знаю почему, но меня смущала уверенность торговок. Кроме того, русских там не любили. Часто могли просто не ответить на вопрос и отвернуться, если спрашивали по-русски. У бабушки уже выработался местный акцент и слова перемежались русские с украинскими. А мы с Витей были настоящими кацапами…
В Каменец-Подольском много исторических мест. Это и Старый Город, расположенный на другом берегу речки Смотрич. И Старая Крепость, сохранившаяся на высоком холме, может быть – горе…
Особенно сильное впечатление на меня произвели рассказы о том, как немцы во время войны производили массовый расстрел евреев. Их вели через весь город, на окраину, где раскинулся широкий и глубокий ров. Евреи шли нескончаемой вереницей, покорно, понуро, поддерживая друг друга. Им не на что было надеяться. Они были обречены. Говорят, охраны было немного. Немцы патрулировали по обеим сторонам колонны на большом расстоянии друг от друга. Тем не менее, никто из движущейся толпы не пробовал бежать или сопротивляться.
Рассказывают, что немцы обратились к местным богатым евреям и предложили заплатить выкуп за Каменец-Подольских евреев. Было собрано много золота и других драгоценностей. Но немцы обманули. Золото взяли, но вместе с ним арестовали и местных.
Я не помню, как называется этот ров. Мы туда не ездили. Наверное, там должен быть построен мемориал… Вечная им память…
ЧАСТЬ 4
Побег на войну
На фотографии, в нижнем ряду – Виктор с отцом (отец – слева).
На оборотной стороне фотографии рукой отца написано: – Г. Величка Польша июль 1945 г. ИНТЕНДАНТСКИЙ ОТДЕЛ 38-ой АРМИИ. ПО ДОРОГАМ ВОЙЫ. События 1945–1948 г.г.
В Каменец – Подольском я задержался ненадолго, хотя сам об отъезде я никогда и не помышлял.
Однажды к нам зашёл молоденький сержант. Он привёз весточку от отца. Рассказывал нам о боях, победах и о потерях, о солдатской верной дружбе…
И, чем больше он рассказывал, тем сильнее мной овладевало острое желание увидеть всё своими глазами. Мне было 11 лет и, естественно, никаких трудностей между желаемым и действительностью я не видел. Решение созрело быстро. Отец был где – то рядом, на 4-ом Украинском фронте. Я хочу его увидеть и должен его найти. Я не помню, как я сумел уговорить сержанта взять меня с собой, тем более, что только часть дороги нам была по пути.
Матери и сестрёнке я ничего не сказал. Таким образом, из дома я сбежал на фронт.