Как отзвук веры в необходимость выкупа водяному за выловленную в его владениях рыбу звучит повествование из Вятской губернии, где водяной — «большая щука без наросного пера» — разгоняет рыбу в затоне. Ранив щуку острогой, рыбаки ожидают мести водяного хозяина. Они приготавливают у костра изображающее рыбака чучело, которое, в свою очередь, пронзает острогой появившийся у костра водяной.
Сожалея о выловленной рыбе, водяной стонет два дня «так, что слышно во всей окрестности» (Новг.). В рассказе приильменских рыбаков он мстит за непочтение к себе и подвластным ему существам: «раз ловили раков, да поймали рака, — вот этакого!.. Ни один из нас приступиться к нему не смел: догадались, в чем дило. В ту пору пономарь Яков, бидовый пьяница, сбигал за шестом, да им и растолок (рака. — М. В.); а мы-то, слышь, друг сердечный, вси выпивши были. А как мы стали раков-то варить, так Яков-то и поди бродить по берегу, да язя нашел большущего, в аршин, не то и боле буде; <…> а он-то положил язя на руку да и кажет нам: значит, язь-то живой был, да только затравлен. <…> Яков-то его и положил на руку, а язь-от как ударит его, Якова-то, так у того рука почитай что отнялась, да и ушел в воду. Это, слышь, водяник-то сам и был: значит, не толки черта. Видь водяник-то… недобрый бис: только буди с ватаманами и знается».
Ватаман в Приильменье — старший промысловой артели, самый опытный и «знамый» человек. По мнению рыбаков, только он может «сладить» с водяным, которому приписываются все беды, «происходящие даже от собственной оплошности и нерадивости ловцов. Нет рыбы в озере, и тут виноват водяной: он в карты или кости проиграл рыбу в другое озеро. Перервались у ловцов сети, он подшутил». Ватаман умилостивливает водяного обрядами, предпринимает ночные поездки для совета с водяным. «Коли промеж себя они, ватаманы-то, поссорятся, так и велят своему духу, чтобы недругу, ватаману, голиков аль стружек в нивод, вместо рыбы, напихал…» <Остряков, 1895>.
Удача на промысле нередко приписывалась колдовству. В уральском повествовании черти-шишиги сажают воржецу Федору на удочку белуг (см. ПОМОЩНИКИ). Некоторые из беломорских рыбаков вплоть до недавнего времени утверждали, что для удачной ловли «необходимо знать приворот — иначе звезды будешь ловить, ракушки». Здесь же считали, что «сильный» колдун может «с морем договориться, с водяным. Умбский колдун в порог спустился и вышел живой и здоровый. И уговорил, и рыба пошла в реку» (Мурм.). Налаживая промысел, колдун «выводит» черта из-под порога в море: «А сам прутиком по воде бьет — обычный березовый пруток» (Мурм.).
«Битье по воде прутиком» напоминает способ, которым Петр I, в одном из северных преданий, «смиряет» Ладогу: «Того часу приказал подать кнут и порешил наказать сердитое море. <…> После того Ладожское озеро стало смирнее и тишину имеет…» (Онеж., Лен.). В другом рассказе севернорусских крестьян Петр I, подобно «сильному» колдуну, расправляется и с водяным: «Ехал к нам Петр Великий. Выстал человек из воды (водяной. — М. В.), на корму сел. Переехал через Онегу, ничего, кланяется: „Спасибо, что перевез“. Старики на Мижострове Петру жалятся: „Водяной рыбу распугал, рычит на все озеро. Откуда взялся только!“ — „Да где?“ — „Да вон на том камени!“ <…> Опять на веснуху ночью на камень водяник выстал, рычит: „Год от году хуже, год от году хуже!“ Петр начал его вицей хромать: „Я тебя нонь на своей лодке перевез, а тебе все не по люби!“ — „А этот год хуже всех!“ — Водяник в воду утянулся. Больше не видели на Мижострове никакого водяника» (Онеж.).
Водяного можно было, по поверьям, поймать, отпустив потом за выкуп. Чаще же неуловимый и своенравный водяной шутит над рыбаками: поднимает корму лодки, хохочет. Он проказит с началом весны, «радуясь новоселью» (прикидывается мертвецом и лежит в лодке, пока кто-нибудь не перекрестится (Тамб.). Водяной рвет удочки, сети, заталкивает в них траву и веники, разгоняет рыбу и т. п.
Крестьяне верили в особую связь водяного и мельников: водяной есть в каждом мельничном пруду (Орл.); по ночам он любит сидеть возле глубоких мест, «на камнях, на колесах мельничных» (Яросл.).