Выбрать главу

Курт Воннегут

Встретились, как обычно, русский, англичанин и француз. Зашел традиционный разговор о женах.

Англичанин: Моя жена легкая, быстрая, как борзая.

Француз: А моя — нежная, мягкая, пушистая, как болонка.

Русский: Моя тоже сука, только вот не знаю, какой породы.

На ошибочном употреблении слов строится анекдот об иностранце, которого спросили, есть ли у него дети: «К сожалению, — ответил он, — моя жена неродовита». Почувствовав, что сказал что-то не то, он быстро поправился: «Я хочу сказать, что моя жена безродная». Заметив опять, что впечатление, которое произвели его слова, мягко говоря, странное, он делает очередную попытку: «Я имею в виду, — произносит он уже с отчаянием в голосе, — что моя жена беспородная».

Сирил Норткот Паркинсон

Те, кто боится шутки, не доверяют собственным силам. Это — Геркулесы, которые боятся щекотки.

Жюль Валери

Приемная Сталина. Из кабинета вождя выходит маршал Жуков и в сердцах бросает:

— Усатая блядь!

Поскребышев, секретарь Сталина, тут же доносит об услышанном. Сталин вызывает Жукова.

— Кого вы имели в виду, товарищ Жуков?

— Разумеется, Гитлера, товарищ Сталин.

— Так… А кого вы имели в виду, товарищ Поскребышев?

Любой донос хуже, чем тысяча плохо сделанных порнографических открыток.

Венедикт Ерофеев

В офис солидной фирмы входит мальчик лет десяти и решительно направляется в кабинет шефа.

— Как вы смотрите на то, что ваша жена узнает, что вы трахаете мою маму? — спрашивает он главу фирмы.

Тот достает из бумажника две купюры по 50 долларов и протягивает их юному шантажисту.

Мальчик возвращает одну купюру со словами:

— Мне лишнего не надо.

— А почему ты считаешь это лишним?

— Такса. Я со всех маминых любовников беру по пятьдесят долларов. Бизнес должен быть честным.

У насекомых из гусеницы получается бабочка, а у людей наоборот: из бабочки гусеница.

Антон Чехов

У подземного перехода сидит слепой нищий. Один из прохожих бросил в его шапку монету. Слепой тут же выгреб ее и сунул в карман.

— Вот как! — возмутился прохожий. — Так вы, оказывается, такой же слепой, как я!

— Видите ли, — оправдывается нищий, — я здесь временно заменяю настоящего слепого, который пошел в кино… А сам я, конечно, не слепой. Я немой.

У него была искусственная рука, и рука эта не знала жалости.

Илья Ильф. Из записных книжек

Через рай порока достигаешь ада добродетели.

Франц Кафка

— Как мне надоело жить в этом грязном пруду! — жалуется один карась другому.

— А ты схватись за крючок, и сразу попадешь в сметану!

Если хочешь быть красивым, поступи в гусары.

Козьма Прутков

На пляже работает фотограф с обезьянкой. К нему подходит один из отдыхающих.

— Сколько стоит с обезьянкой?

— Сфотографироваться?

Смех — единственное испытание серьезного, а серьезность — смешного. Подозрителен предмет, который не переносит насмешки, и лжива шутка, которая не выдерживает испытания серьезностью.

Горгий из Леонтин

— Бабушка, а что такое любовник? — спросила первоклассница с огромным белым бантом на макушке.

— Как тебе сказать, детка… Любовник — это…

Вдруг старушка побледнела, схватилась за голову и обреченно прошептала:

— Проклятый склероз!

Затем она бросилась к старинному платяному шкафу и открыла запертую на ключ дверцу…

Из шкафа вывалился скелет.

Бабушка заплакала.

Внучка засмеялась.

Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

И без последствий.

Я

Я

Я— обозначение человеческой личности.

Ортодоксальные коллективисты часто употребляют фразу: «Я» — последняя буква в алфавите!». В алфавите — бесспорно, но в живой, полной противоречий, стремительной, пронизанной борьбой жизни — «Я» есть начало всех начал, то, что, собственно, придает человеку те свойства, которые единственно и дают ему основания называться таковым.

Я — предполагает способность человека быть господином. Противники возвращения этого гордого слова в постсоветский лексикон аргументируют свое противодействие этому возвращению тем, что слово «господин» неизбежно предусматривает наличие других, «негоспод» или, как они утверждают, «рабов». Но понятие «господин» прежде всего обозначает личность, способность человека быть самому себе господином. Этой способностью обладают далеко не все, но едва ли это может служить основанием для запрещения другим быть господами, иметь собственное Я.

Раб не имеет своего Я, и в этом всецело вина самого раба, потому что тело может оказаться в оковах вследствие проявления чьей-то злой воли, но дух — никогда, если он дух господина, а не раба…

Человек… свободен не вследствие отрицательной силы избегать того или другого, а вследствие положительной силы проявлять свою истинную индивидуальность.

Карл Маркс

Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство… такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам.

Владимир Ленин

Понятия «Я» и рабство — взаимоисключающие.

Речь идет не только о формальной несвободе, но прежде всего о несвободе духа, о зависимости не только от чужой воли, чужих авторитетов и установок, но и от собственных слабостей и пристрастий, которые, если дать им волю, становятся оккупантами человеческой души…

Человек перестал быть рабом человека и стал рабом вещи…

Фридрих Энгельс

— Человеку нужно только 3 аршина земли.

— Не человеку, а трупу. Человеку нужен весь земной шар.

Антон Чехов. Из записных книжек

Человек, написавший эти строки, говорил, что он «ежедневно по капле выдавливает из себя раба»… Господин Чехов. Внук крепостного крестьянина.

Что такое «я»?

У окна стоит человек и смотрит на прохожих; могу ли я сказать, идучи мимо, что он подошел к окну, только что-бы увидеть меня? Нет, ибо он думает обо мне лишь между прочим. Ну, а если кого-нибудь любят за красоту, можно ли сказать, что любят именно его? Нет, потому что если оспа, оставив в живых человека, убьет его красоту, вместе с ней она убьет и любовь к этому человеку.

А если любят мое разумение или память, можно ли в этом случае сказать, что любят меня? Нет, потому что я могу утратить эти свойства, не теряя в то же время себя. Где же находится это «я», если оно не в теле и не в душе? И за что любить тело или душу, если не за их свойства, хотя они не составляют моего «я», способного существовать и без них? Возможно ли любить отвлеченную суть человеческой души, независимо от присущих ей качеств? Нет, невозможно, дай было бы несправедливо. Итак, мы любим не человека, а его свойства.

Не будем же издеваться над тем, кто требует, чтобы его уважали за чины и должности, ибо мы всегда любим человека за свойства, полученные им в недолгое владение.