Если скажешь правду, — все равно, рано или поздно, попадешься.
Оскар Уайльд
Справедливость этого афоризма в полной мере испытал на себе и такой великий еретик, как Александр Солженицын. Испытал, но, как и все великие еретики, не перестал говорить правду.
В 1941 немцы так быстро обошли и отрезали Таганрог, что на станции в товарных вагонах остались заключенные, подготовленные к эвакуации. Что делать? Не освобождать же.
*
И не отдавать немцам. Подвезли цистерны с нефтью, полили вагоны, а потом подожгли. Все сгорели заживо.
*
Мы — все забываем. Мы помним не быль, не историю, — а только тот штампованный пунктир, который и хотели в нашей памяти пробить непрестанным долблением.
Я не знаю, свойство ли это всего человечества, но нашего народа — да. Обидное свойство. Может быть, оно и от доброты, а — обидное. Оно отдает нас добычею лжецам.
*
Неожиданным поворотом нашей истории кое-что, ничтожно малое, об Архипелаге этом выступило на свет. Но те же самые руки, которые завинчивали наши наручники, теперь примирительно выставляют ладони: «Не надо!.. Не надо ворошить прошлое!.. Кто старое помянет — тому глаз вон!». Однако доканчивает пословица: «А кто забудет — тому два!».
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛаг
Очевидное, азбучное, верное надо защищать. Прописная истина истинна — и стой на этом! Прочно существует мир, его законы не меняются. Камни — твердые, вода — мокрая, предмет, лишенный опоры, устремляется к земле.
Свобода — г- это возможность сказать, что дважды два — четыре.
Джордж Оруэлл
Да, ересь — это заявление о том, что дважды два — четыре, в то время как во всех официально разрешенных учебниках и публичных речах, из всех экранов и громкоговорителей утверждается, что произведение этих двух исходных цифр — пять, одиннадцать, сколько угодно — в зависимости от степени самоуверенн сти тех, кто делает общественную погоду.
А представим себе, что в зале заседаний Думы или любого из Верховных советов на постсоветской территории вывешены следующие изречения древних мудрецов:
Обещание хорошо тем, что от него всегда можно отказаться.
Шарль-Морис Талейран
Худших везде большинство.
Биант из Приены
Кто хранит уста свои — тот бережет душу свою, а кто широко растворяет рот — тому беда.
Соломон Мудрый
Не будь членом ученого общества: самые мудрые, когда они составляют общество, делаются простолюдинами.
Пифагор Регийский
Голоса взвешивают, а не считают.
Марк Тулий Цинерон
Безумен тот, кто, не умея управлять собой, хочет управлять другими.
Сир Публилий
Если есть у тебя нечто лучшее, предложи, если ж нет — покоряйся.
Квинт Флакк Гораций
Кто не может по ослу, бьет по седлу.
Гай Петроний Арбитр
Осуждают то, чего не понимают.
Квинтиллиан
Лучше ничем не заниматься, чем заниматься ничем.
Плиний Младший
Невежество не есть аргумент.
Барух Спиноза
Свобода личности и свобода гражданина не всегда совпадают.
Шарль де Монтескье
Если вы держите слона за заднюю ногу и он вырывается, то самое лучшее — отпустить его.
Авраам Линкольн
Если нет сил гореть и разливать свет, то хоть не засти его.
Лев Толстой
Каждое из этих изречений довольно обтекаемо, но в конкретном месте и при конкретных обстоятельствах оно имеет все шансы восприниматься как дерзкая ересь. Достаточно представить себе, что приведенное выше высказывание Линкольна о слоне вывешено в зале заседаний Думы во время обсуждения вопроса о независимости Чечни…
Разумный человек приспосабливается к миру; неразумный — упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому прогресс зависит от неразумных людей.
Джордж Бернард Шоу
Можно представить себе, какую бурю негодования вызвало бы такое изречение Шоу, будь оно вывешено в вестибюле любого учебного заведения:
Тот, кто умеет, тот делает, кто не умеет — тот учит.
Нет такой идеи, такого факта, которого нельзя было
бы опошлить и представить в смешном виде.
Федор Достоевский
Одним из величайших еретиков в сфере морали считался и считается по сей день маркиз Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад, произведения которого в конце XVIII века подвергали публичному сожжению, предавали анафеме, а самого писателя — много лет содержали в тюрьмах.
Этот достаточно скромный, умный и храбрый человек провел около] 40 лет своей жизни за решеткой и при Людовике XV, и при Людовике XVI, и при Робеспьере, и при Наполеоне Бонапарте — за свои описания оборотной стороны ортодоксальной морали.
Первейший порок правительства в том, что оно допускает перенаселение; человеческие излишки — вовсе не подарочек государству. Это сверхкомплектные людишки, точно паразитирующие ветви, которые живут за счет ствола и в конце концов его истощают. Вспомните: каждый раз, когда в каком-нибудь государстве население превосходит средства существования, — государство чахнет. Взгляните на Францию, и вы убедитесь в этом. Что из этого выйдет? Это понятно. Китаец, куда более мудрый, чем мы, остерегает себя от бремени перенаселения. Никаких приютов для позорных плодов разврата: их бросают, как дерьмо. В Китае не знают, что такое дома призрения. Там все работают, там все счастливы;
Ничто не портит энергии бедняка; каждый там может сказать, как Нерон: «Что такое бедняк?».
— Нет, — возразил король, — этим займется Жюльетта, а я буду содомировать труп; говорят, это ни с чем не сравнимое ощущение, и я хочу испытать его… О, какое блаженство! — завопил он, вломившись в еще теплую задницу. — Не зря утверждают, что слаще этого нет ничего на свете. Какая хватка у мертвого ануса!
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад
Ересь маркиза де Сада была настолько дерзкой, настолько эпатирующей, что его люто ненавидели и монархисты, и антимонархисты, и святоши, и развратники…
Когда де Сад, выпущенный из тюрьмы, когда Бонапарте стал Первым консулом республики, преподнес новому первому лицу государыне свои произведения, Наполеон, просмотрев их, распорядился немедленно упрятать их автора в психиатрическую лечебницу без перспективы когда-либо выйти на свободу.
Прямолинейные! Будьте осторожны на поворотах!
Станислав Ежи Лец
В своем образе действий не надо брать примером никого другого, так как положение, обстоятельства, отношения никогда не бывают одинаковы и так как разница в характере Накладывает также особый отпечаток па поведение. Duo cum faciuut idem, non est idem[2].