Гесс. Какие лишения испытывал нацистский преступник в тюрьме?
Рудольф Гесс — второй человек в нацистской партии — был приговорен Нюрнбергским трибуналом к пожизненному заключению. Он просидел в тюрьме «Шпандау» дольше всех нацистских преступников — более сорока лет. При упоминании о тюрьме воображение большинства читателей наверняка рисует тесную и грязную камеру, скудный паек заключенного. грубых надзирателей. Причем по отношению к нацистским преступникам все эти ограничения и лишения воспринимаются как торжество справедливости. А как же иначе? Палача и изувера осудили и наказали, значит, он должен страдать в течение многих лет, чтобы осознать всю тяжесть совершенных преступлений и раскаяться в содеянном!
Однако все представления о том. что наци № 2 действительно испытывал лишения на протяжении длительного тюремного заточения, в значительной мере являются заблуждениями. Гесс был ограничен в контактах и передвижении. Что же касается бытовых условий, то они были значительно комфортнее тех, в которых жило большинство граждан победившего во Второй мировой войне Советского Союза.
Судить о «тяготах» наказания, постигших наци № 2, можно, опираясь на рассказы людей, по долгу службы находившихся рядом с ним. Например, на воспоминания подполковника в отставке Маргариты Неручевой.
Тюрьма представляла собой замок, расположенный в английском секторе Берлина. В течение месяца главного из оставшихся в живых фашистских вождей по очереди охраняли американские, английские, французские и русские подразделения. В карауле у здания стояли 27 человек — офицеры и солдаты срочной службы. Кроме того, имелась и внутренняя администрация в количестве 23 человек: надзиратели, переводчики, адвокат, садовник, повара, медперсонал. Среди них не было ни одного немца: им, по условиям, выработанным еще Нюрнбергским трибуналом, запрещалось входить на территорию тюрьмы.
На момент начала служебной командировки М. Неручевой в тюрьме, рассчитанной на 600 заключенных, осталось трое узников — Ширах, Шпеер и Гесс. Они были размещены во внутреннем блоке длиной около 30 м, где находилось 32 камеры. Чтобы заключенные не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от каждой занимаемой камеры находились пустые помещения.
Заключенные содержались поодиночке, но вместе посещали церкви и прогуливались.
По немецким законам осужденные должны работать ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней. Первоначально трудотерапия заключалась в том, что узники, сидящие за длинным столом, клеили конверты. Разговаривать им при этом не разрешалось. Зато рекомендовано было сочетать работу с чтением, поэтому один из отбывающих наказание преступников вслух читал какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. Впоследствии заключенные трудились в саду, что, по сути, являлось дополнительным пребыванием на свежем воздухе.
Гесс никогда не работал. Он гулял по дорожкам сада или, сославшись на недомогание, сидел на скамейке, устремив взгляд в одну точку. Маргарита Неручева рассказала, что была свидетелем любопытной сцены: наци № 2 подметал коридор. Уже одно это было удивительно. Неизвестно, из каких соображений он взялся за веник — возможно, почувствовал угрызения совести перед товарищами по партии, которые, в отличие от него, от работы не отлынивали… Однако трудового энтузиазма Гесса хватило ненадолго: он собрал мусор в совок и, воровато оглянувшись по сторонам — не смотрит ли кто? — со злостью разбросал его снова…
Питались нацистские преступники так же, как и заключенные других немецких тюрем. Хотя бывшие союзники закупали продукты по своему усмотрению. Советское подразделение фашистов не баловало — никаких деликатесов, — но и режим, и рацион выдерживало очень строго. Американцы же в свое дежурство кормили заключенных почти также, как служащих и гостей в офицерской столовой. Они привозили свежие помидоры даже зимой, закупали молоко в Дании. Осужденные Нюрнбергским трибуналом преступники буквально жировали на тюремных харчах. В одном из писем к матери Шпеер писал: «К сожалению, у меня начинает появляться брюшко… и снова передо мной встал старый вопрос о весе». Врачи, наблюдавшие заключенных, были единодушны в том, что в таких условиях те могут дожить до 100 лет.