Генрих Антонович Леер
Мы огляделись на свой состав на первой же лекции в нашей большой аудитории: большая часть – армейские строевые офицеры артиллерии и военно-полевых инженерных войск; второе место занимала группа офицеров гвардии из пеших и конных полков; наконец, последняя и меньшая часть – армейские пехотные и кавалерийские офицеры. Сходились мы между собою туго, очень присматриваясь друг к другу. Началось регулярно чтение лекций, причем сразу выявилась особая важность военной истории, особенно потому, что один из профессоров (генерал-майор Сухотин[149]) отличался такой требовательностью, что удовлетворить его ответом нельзя было при самом серьезном знании предмета, если не знать его личных воззрений на преподаваемый им отдел (история войн Фридриха Великого) и не придерживаться точно и буквально его выражений. На репетициях по его отделу даже выдающиеся среди нас слушатели попадали под резкие замечания за свои неудачные по форме ответы. Скоро я убедился, слушая и все другие отделы военной истории, что великие полководцы были у разных народов с древнейших времен, но только не у русских. Только слушая лекцию профессора генерал-лейтенанта Леера[150], я узнал, что Петр Великий, победоносно закончивший войну со шведами и разбивший короля Карла XII под Полтавой, тоже причисляется к сонму великих полководцев. Но по существу всех лекций по военной истории и стратегии преклонение перед германцами с их методой образования и обучения войск и с великолепно рассчитанными и блестяще выполненными операциями, было полное.
Воздавались изумительные хвалы Фридриху Великому и фельдмаршалу Мольтке; знать все их знаменитые операции требовалось назубок, причем никакая критика или личное мнение об этом не допускалась, кроме суждений и выводов читавшего лекции профессора. Такое же отношение было к операциям Наполеона I— в Италии. Все же правильные полководцы и их деяния подавались в блеске славы вышеназванных двух военных гениев. О последней Русско-турецкой войне, по-видимому, избегали серьезно говорить. В течение первых двух недель мы обстоятельно ознакомились друг с другом, с нашими профессорами на лекциях, с нашим академическим начальством при посещении лекций и личными служебными надобностями.
В академии было три курса: младший, старший и дополнительный или третий. Мы скоро перезнакомились со многими из слушателей старших курсов. Штабс-капитан Поливанов и я были уже с высшим инженерным образованием, и на наших мундирах или сюртуках всегда носили академический знак Инженерной академии. Это обращало на нас невольное внимание и слушателей, и преподавателей.
Лично я приобрел среди своих товарищей несколько искренних друзей, а больше всех ко мне привязался, как к близкому брату, 2й гвардейской артиллерийской бригады подпоручик Константин Иванович Дружинин[151]. Небольшого роста, худенький и стройный, он выглядел совершенным юнцом среди огромного большинства из нас, хотя ему было уже 25 лет. Он отличался большими способностями, нервностью, впечатлительностью, смелостью, огромным болезненным самолюбием и чинолюбием, но полной искренностью и правдивостью в своих поступках и отношениях. Мы познакомились с первых же дней вступительных экзаменов, и он с этого времени и до самой своей смерти в Мировую войну на Западном фронте относился ко мне, как к своему старшему брату и искреннему другу.
Константин Иванович Дружинин
В общем, состав слушателей был очень пестрым; взаимоотношения были корректными, но все держались кружками. Между представителями блестящих полков гвардии и рядовыми офицерами армейских частей все же чувствовалась рознь почти до самого конца образования. Но общение между курсами было большое, так как младший курс охотно пользовался указаниями и советами старших курсов, чтобы избегать промахов в академической жизни и занятиях, а старшие курсы часто нуждались в содействии младших при выполнении огромных практических задач, где эта помощь оказывалась почти необходимой. Так, например, мои скромные инженерные познания потребовались многим из старших курсов при выполнении тем, где нужно было укреплять огромные позиции, прилагая точные расчеты всех работ. По академическим правилам, каждый должен был сам выполнить все, что относилось к заданной ему теме, а это на самом деле для многих было совершенно непосильно. И вот здесь дружеская помощь в подыскании материалов, справок, а иногда в черчении и даже перерисовывании оказывалась абсолютно необходимой при тех коротких сроках, какие давались на выполнении задачи или темы и при постоянной угрозе отчисления от академии за неисполненную или плохую работу. Для меня было по инженерной специальности пустяком то, что представлялось необычно сложным и трудным заурядному строевому офицеру и на мои скромные познания поэтому был большой спрос у слушателей старших курсов.
149
Николай Николаевич Сухотин (1847–1918) – военный теоретик, генерал от кавалерии (1906), начальник Николаевской академии Генерального штаба (НАГШ) (1898–1901).
150
Генрих Антонович Леер (1829–1904) – генерал от инфантерии (1896), профессор военного искусства в НАГШ; начальник НАГШ (1889–1898).
151
Константин Иванович Дружинин (1863–1914) – генерал-майор (1907), герой Русско-японской войны: участвовал в боях при Тунсинпу, Тасагоу, Ляо-яне, Бенсиху и Мукдене. Был контужен в бою у деревни Янситунь; награжден рядом орденов и Золотым оружием «За храбрость» (1905). Военный публицист и писатель.