– Поручик Брандер! Это ваша работа?
– Так точно, в[а]ше пр[евосходительст]во, моя!
– Хорошо исполнена; очень рад такую работу видеть. Думаю, долго вы над ней потрудились, особенно над этими прекрасными деталями фортификационных сооружений.
Поручик Брандер покраснел, чувствуя нотку иронии в голосе генерала. Но тот спокойным тоном продолжал хвалить и общую карту местности, великолепно выштрихованную, а также расчеты рабочих.
– Да, да! Великолепная работа! Но скажите, неужели вы все выполнили сами и никто вам не помогал?
– Так точно, в[а]ше пр[евосходительст]во, сам.
– Изумительно хорошо! Ценный вы работник! А скажите, где же вы учились так хорошо чертить и рисовать? Неужели в военном училище? – продолжал неумолимо и серьезно свой допрос генерал Драгомиров.
Брандер сконфузился, покраснел и замолчал.
– Да вы будьте откровенны. Если сами все сделали, – так и скажите: «Сам». Ну, а если кто-либо помогал, то и укажите, где это чужое участие. Не стесняйтесь и говорите! Ведь такую прекрасную во всех отношениях работу простому строевому пехотному офицеру без специальной подготовки не выполнить. Но, может быть, вы специально где-либо учились военно-инженерному делу? Ну и скажите нам.
Брандер, красный и потный, тихо отвечал, что специально нигде этому не учился.
– Ясно теперь, что вам кто-то помогал.
– Так точно, помогал.
– А кто же, и что он в этой работе сделал?
– Все детали укреплений и расчеты, – был тихий ответ.
– Ну, а это превосходно выштрихованную местность вам тоже кто-либо помогал работать? – холодно допрашивал генерал совершенно растерявшегося Брандера.
– Так точно, помогал.
– А кто же? Из ваших товарищей кто-либо?
– Никак нет, земляк-топограф из Главного штаба, – был ответ.
– Так что же вам принадлежит в этой работе? – холодно и резко спросил генерал Драгомиров.
– Общее решение тактической задачи, – отвечал Брандер.
Быстро и грозно поднявшись со своего места, начальник академии закричал:
– Так вы осмелились чужую работу по фортификации представить вместо своей и уверять комиссию, что это ваша?!.. Ведь это подлог, г-н офицер!! Немедленно марш в канцелярию академии за своими документами и вон отсюда!
Драгомиров грузно опустился в кресло, а бледный, как смерть, Брандер, шатаясь, вышел из аудитории.
По существу, начальник академии был прав. Но тон и манера, длительность и слащавость самого допроса, перешедшая в грозный пафос, произвели тяжелое и неприятное впечатление. Чувствовалась в этом и театральность, и какой-то иезуитизм.
Все, у кого работы были выполнены более или менее тщательно, сильно взволновались. Прерванный экзамен продолжался. Драгомирову передали работу казака Михеева. Генерал сразу обратил внимание на красивое топографическое выражение общего плана.
– Сотник Михеев! Это вы собственноручно чертили план? – грозно и холодно спросил Драгомиров.
– Так точно, в[а]ше пр[евосходительст]во, собственноручно, – отвечал побледневший Михеев.
– Не верю. Полковник Шимановский, дайте сотнику Михееву бумагу, карандаш и его план. Пусть снимет копию этого плана. Тогда я только поверю, когда копия будет вполне соответствовать оригиналу, – приказал начальник академии дежурному штаб-офицеру.
Приказание было исполнено. В это время спешно вошел в аудиторию один из чинов администрации академии и доложил что-то Драгомирову на ухо. Генерал сейчас же поднялся, и оба спешно удалились. Михеев, сидя за отдельным столиком, подпер склоненную голову руками и не шевелился, пораженный так неожиданно постигшим его обвинением в нечестности. Ясно было нам, что он приняться за эту работу не мог или не хотел. Штаб-офицер смотрел на него с изумлением. Экзамен продолжался без Драгомирова. Примерно через полчаса Михеев был спешно вызван вниз, в профессорскую комнату, к начальнику академии. Он потом рассказал нам, что с ним произошло.