Радости моей не было конца. Выправив свои билеты, снабженные от корпуса тремя сменами белья, шинелью, суконной парой мундиров, а также летним обмундированием, мы с братом Милей поместились в III классе без особых удобств. Мчались быстро. От окна я так и не отходил, наслаждаясь видами и ароматом лесов и полей. Меня удивило только почти совершенное исчезновение леса вблизи железной дороги. Как теперь помню две станции (в первую поездку свою от ст. Вапнярка в г. Киев): Рахны Полевые и Рахны Лесные. Первая стояла на большой поляне, а лес был в отдалении; вторая – в густом лесу. Теперь же обе станции стояли на совершенно открытой степи.
Мы прибыли на ст. Вапнярку. Отсюда нам пришлось уже продолжить путь на лошадях, частью на почтовых, а частью на собственных лошадях друзей нашего отца, у которых мы, по письменному указанию родителей, останавливались для отдыха и ночлега. С сердечной теплотой и до сих пор вспоминаю старика поляка-шляхтича Опынховского, много лет управлявшего имениями одного из богатейших помещиков в окрестности м. Тульчина. Здесь нас приютили, накормили, обласкали и отправили дальше с такой родственной заботой и гостеприимством, которых мы никогда не ждали.
Добрались мы до города Гайсина благополучно. Встреча с родными была горячая и радостная; я сразу опять окунулся во все интересы нашей коренной семьи. Миша приехал несколько позже нас; он вырос, потолстел и возмужал. Брат Миля пробыл дома лишь часть каникул, а затем поехал к своей невесте в г. Одессу, с тем чтобы вернуться в Киев к отправке всех, окончивших курс, к 10/VIII в Петербург. Мы с Мишей оставались все время с родными в г. Гайсине. Меньшие братья подросли: Леонард еще в прошлом году поступил в 1-й класс Немировской гимназии, а Виталий должен был поступать в нее осенью. Сестричка Наташа выросла, бегала, отлично говорила и проявляла во всех нас трогательную заботливость. Катя выросла еще больше и показалась мне очень серьезной и интересной. Она и Мама живо интересовались всеми подробностями нашей кадетской жизни. Скоро приехал повидать нас и старший брат Коля. Саша поступил в Петербургский университет. Мы с Мишей и нашими младшими скоро опять все дружно сошлись и проводили время как могли в доступных нам удовольствиях.
Коля, очень довольный нашими успехами, старался в каждый свой короткий наезд доставить нам развлечения. Однажды в воскресенье он повел меня с Мишей к своему другу и сослуживцу, проживавшему в том же городе. Друг его, бывший морской офицер в отставке, женатый и бездетный, очень любил животных и птиц. Брат Николай представил нас своим друзьям, которые приняли нас в своем саду; здесь я впервые в жизни увидел и услышал большого белого попугая, ясно и отчетливо говорящего по-мексикански и немного по-русски. Этот попугай (порода «молюка»[29]) был вывезен моряком из Мексики, и тогда уже считался старым.
Знакомство с говорящей птицей доставило мне огромное удовольствие. Упоминаю об этом незначительном факте потому, что впоследствии, много лет спустя, вдова моряка которой надоел попугай еще при жизни мужа, продала его за 25 р[ублей] моему брату Николаю. Попугай жил у брата до его смерти и перешел по наследству к нашей Маме, которая его очень любила; попугай в это время говорил уже только по-русски, но знал около 300 слов и имен. После смерти нашей Мамы попугай перешел к сестре Кате, а она (в 1903 г. в мае месяце) подарила его мне. В моей личной семье попугай прожил до 1913 г., скончавшись от паров эфира, проникших в комнату, где была его клетка, из нижнего этажа, где лежала умирающая, и ей впрыскивали эфир. Я отдал[его] знаменитому ученому-препаратору в Петербурге (г. Мищенко) труп моего попугая с просьбой устроить мне чучело. Препаратор по костяку определил возраст этой птицы около 115 лет. С попугаем мы познакомились, когда мне было 12 лет, а попугаю больше 60, а когда мы с ним навеки простились, я сам уже приближался к 60 годам моей жизни и потому друга моего «Попочку» забыть не могу.
Брат Николай брал нас и к себе в г. Проскуров (место его постоянной службы по Министерству] финанс[ов]). Здесь он нас буквально закармливал всякими вкусностями, знакомил нас с семьями своих друзей, устраивал для нас всякие развлечения. Брат Николай снабдил нас и деньгами на обратный проезд в корпус. Оба мы, сердечно простившись с нашими родными, но без слез с нашей стороны, вернулись в свои корпуса самостоятельно. Вдвоем мы доехали на лошадях до станции Вапняри[30], а частью по пути нам была и железная дорога.
Отношение к нам родителей резко изменилось. На нас смотрели как на людей почти взрослых и, во всяком случае, не подлежащих никакой расправе по прежним воззрениям. Да и отец, в общем, был доволен и ходом нашего образования, и добрыми отзывами наших воспитателей. Мать радовалась, что ее мечты сбываются, и мы твердо стоим на верном пути получить не только среднее, но и высшее образование. Теперь ее заботили лишь судьбы младших наших членов семьи, да неустроенность, с ее точки зрения, судьбы Кати, отказавшей всем своим женихам.