Эта выходка старого Камныша скоро стала известна всему корпусу. На уроках немецкого языка в классах, вместо скучного пения исключений неправильных частей речи, происходило теперь другое.
– Г-н учитель! Позвольте вас поздравить со взятием Меца!
– О, да! Очень благодарю! И вы знаете, как это произошло?..
Затем старик-немец с мелом в руке чертил на черной доске схему примерного расположения немецких и французских войск; совершенно увлеченный, преподаватель знакомил теперь своих учеников не с языком, а с военными событиями на далеком от нас театре военных действий. Такие вопросы задавались ему во многих классах; он терпеливо и серьезно отвечал, а урок проходил быстро и интересно для учеников, так как лишь от него, правду сказать, мы и услышали нечто понятное и определенное об этой великой европейской войне, иными путями нам недоступное.
Француз Вейль держал себя серьезно, решительно избегая каких-либо разговоров о войне своего отечества.
Уроки английского языка с мистером Нуррок продолжились для желающих по-прежнему.
Малышей для поступления наехало множество. Самый младший возраст (больше 200 душ) окончательно утвердился на жительство в большом актовом зале, причём примерно треть была отделена под дортуары красивой деревянной, в 10 фут высот стенкой, выкрашенной белой масляной краской; вся остальная часть обращена для детей в рекреационный зал. Трудно было бы выдумать для детей лучшее помещение, полное чистого воздуха и света.
Все остальные возрасты и классы тоже были теперь благоустроены по всем требованиям гигиенических и санитарных правил. Завтраки горячие подавались теперь на тарелках, в рекреационных залах каждого возраста; это были разнообразные по дням мясные блюда, обязательно с овощами (картофель, капуста, фасолевый соус и прочие). Многие из нас стали откровенно высказывать, что у себя дома[так] правильно, хорошо, вкусно они не ели. Лично я тоже присоединился к этому мнению, так как в деревне у нашего отца теперь было много скромнее.
Занятия в корпусе шли плавно, без всяких перебоев, и мы быстро в них втянулись, с интересом слушая новые для нас предметы в классах. Жизнь наша в своём быту выбрасывала постепенно (но бесповоротно) удручавшие нас старые и скверные кадетские привычки. Физические силачи совершенно утеряли свой престиж: хорошие гимнасты и искусные фехтовальщики пользовались неизмеримо большим уважением. Успех в учебных занятиях стал окружаться особым ореолом. К способным ученикам, идущим во главе класса, товарищи теперь относились с особым вниманием. В наши головы уже твёрдо проникло сознание, что мы учимся не для удовольствия родителей и похвалы начальства, а прежде всего для собственной пользы. К товарищам начитанным и более развитым все прислушивались внимательно: часто около таких лиц, особенно старших, собирались кучки любителей послушать. Запретные книжонки чаще всего именно через их руки и попадали к нам, становясь предметом обсуждения и толков. Но все эти разговоры носили ещё детский и неопределенный характер.
Наше начальство относилось к нам с доверием; обращение с нами потеряло характер прежней грубости, резкости и официальной бессердечности.
Сентябрь уже был во второй своей половине, и на дворе стояло чудное «бабье лето». Однажды, когда мы в одних своих бушлатах (без шинелей) после обеда бегали и играли на плацу перед длинным фасадом корпуса, к главному подъезду подкатило несколько извозчиков с офицерами и жандармскими унтер-офицерами. Мы сразу заинтересовались этим, а кое-кто пробежал даже в главный подъезд, через который вошёл внутрь здания в комнату дежурного воспитателя только начальник киевского губернского жандармского управления (ещё тогда молодой полковник, а потом известный г[енерал]-м[айор] Новицкий)[36].
Он предъявил испуганному дежурному воспитателю предписание командира корпуса жандармов произвести повальный обыск во всём корпусе немедленно, но не впуская гуляющих воспитанников вовнутрь зданий и даже удалив тех, кто ещё здесь почему-либо остался.
Умный дежурный воспитатель оправился, любезно предложил жандармскому полковнику присесть в дежурной комнате, а сам побежал напрямки к директору на квартиру. Директор, отдыхавший, немедленно явился, застёгивая по дороге пуговицы сюртука.
Здесь между ним и жандармским полковником, как рассказали очевидцы, произошёл такой диалог:
36
Василий Дементьевич Новицкий (1837–1907) – генерал-лейтенант Отдельного корпуса жандармов. В 1878 г. Новицкий был назначен на должность начальника Киевского губернского жандармского управления. С 5.04.1887 г. – генерал-майор.