Появление молодого менеджера, не имевшего опыта работы с гоночной командой, было встречено на фабрике в Маранелло с известным скептицизмом. Некоторые сразу же его невзлюбили: считали слишком изысканным, улыбчивым и обходительным, не понимая того, что именно эти качества и требовались человеку, занимавшему должность менеджера. Другие считали его ставленником Fiat, а кое-кто утверждал, что он член семейного клана Аньелли. Последнее Монтедземоло категорически отрицал, но со временем всем стало очевидно, что общение с «адвокатом», как в определенных кругах называли Джанни Аньелли, доставляет ему большое удовольствие. Стороннему наблюдателю даже могло показаться, что их официальные отношения грешат излишней, чуть ли не родственной фамильярностью.
Через десять дней после того, как Монтедземоло приехал в Италию, он получил первый опыт общения с командой. Это произошло на гонках в Силверстоуне, где «Скудерия» выглядела более чем бледно. «Я прибыл на место в разгар фарса, — писал он. — Этой проклятой машиной просто невозможно было управлять». После квалификации он позвонил в Маранелло и рассказал боссу о том, что произошло. Феррари велел ему забыть о гонках, погрузить машину на транспортер и немедленно возвращаться домой. Монтедземоло упросил его дать возможность выступить Иксу, ХОТЯ и без того было ясно, что положение дел у «Скудерии» отчаянное и, чтобы как-то его выправить, необходимо предпринять самые энергичные усилия.
Первым делом Монтедземоло вернул в экспериментальный цех Мауро Форгьери и попросил его тщательно исследовать неудачную машину, чтобы выяснить возможность се доработки. Помимо этого, команде было необходимо найти достойного гонщика. Лучшим кандидатом на эту роль, с точки зрения Феррари, являлся молодой англичанин Джеймс Хант, который, управляя машиной, выставленной на гонки лордом Хес-кеттом, творил на трассе подлинные чудеса. Патрон Ханта английский аристократ лорд Хескетт, будучи отличным водителем и страстным поклонником гонок, воплощал в своей незаурядной личности черты гонщиков-любителей 20-х годов, которые подчас превосходили профессионалов. Хескетт прилетел в Маранелло на частном самолете и отправился на обед к Феррари в сопровождении целой оравы своих длинноволосых приятелей и болельщиков. Дело, однако, не выгорело, поскольку Хескетт категорически отказался уступить Ханта Энцо Феррари.
Переговоры со вторым кандидатом Ники Лаудой оказались более удачными. Лауда, худой двадцатишестилетний австриец, запомнился Монтедземоло по Сил-верстоуну своей виртуозной манерой вождения. Там он, стартуя на своем BRM с девятого места стартового поля, ухитрился пробиться на второе место еще до того, как колонна гонщиков подошла к первому повороту. BRM тогда считалась второразрядной командой, и Лау-да выступал в ее составе только для того, чтобы иметь возможность участвовать в гонках Гран При. Он сидел в долгах, достигавших 120 тысяч фунтов, когда ему позвонил Монтедземоло. Клей Регаццони, который тоже ездил за команду BRM, но надеялся на следующий сезон вернуться в Маранелло, отрекомендовал Лауду менеджеру «Скудерии» в самых восторженных выражениях. Энцо Феррари, отметив умение австрийца проявить себя даже в очень сильном окружении, дал Монтедземоло свое согласие на переговоры с австрийцем. Чтобы не привлекать внимания итальянских журналистов, новый менеджер «Скудерии» встретился с Ники в баре неподалеку от аэропорта Хитроу. Набросав проект предварительного соглашения, они расстались с тем, чтобы снова встретиться в Модене, куда Лауда приехал через несколько дней на своем Ford Capri. Лауда и Феррари встретились в старой штаб-квартире «Скудерии» на Виале Тренто-э-Триесте. Они договорились, что Ники сделает на автодроме во Фьорано несколько кругов на 312 ВЗ, а потом сообщит о своих впечатлениях.