Феррари встречал сезон 1956 года, имея наготове эскадрон новых Lancia D50 с намалеванными по бокам вздыбленными жеребцами на желтых геральдических щитах. Впрочем, некоторое право изображать своих черных коней на этих машинах у него все-таки было: как-никак, автомобили фирмы Lancia прошли у него на фабрике полную модернизацию. Энцо даже топливные баки велел на них переставить — в более привычное место, в корму. Инженер Лампреди из-за того, что его Squalo и ее модификации себя не оправдали, чувствовал себя в «Скудерии» не у дел и скоро перешел на работу в концерн Fiat. Когда с машинами все более-менее определилось, Феррари занялся подбором кадров — правда, уже без Нелло Уголини, который в глазах Энцо совершил непростительный акт предательства — перешел от него к графу Омару Орси, главному акционеру фирмы Maserati, предложившему ему вдвое больший, чем у Феррари, оклад. Уголини пересек Виа Эмилиа, скрылся за воротами фабрики Maserati и больше в «Скудерии» не появлялся.
От прежнего состава гонщиков фирмы Lancia у Феррари остался Кастелотти. Второй гонщик Lancia Хоторн выразил желание участвовать в гонках на большие расстояния на автомобилях марки Jaguar, чего Феррари позволить ему не мог. На том и расстались. Хоторна заменил другой молодой англичанин — Питер Коллинз из Киддерминстера. Ему было двадцать три года, и он, кроме успехов в гонках Формулы-3, где машины были снабжены мотоциклетными моторами, пока ничем похвастать не мог. Впрочем, гонщиком он считался перспективным и, кстати сказать, дружил с Моссом и Хоторном. Эту троицу английские газетчики и болельщики окрестили «надеждой английского автоспорта». Коллинз был очень хорош собой и собирался вступить в брак с голливудской актрисой.
Кроме Коллинза, в команду Феррари вступил тридцатилетний Луиджи Муссо, выходец из семьи римских дипломатов; до перехода в «Скудерию Феррари» он выступал за команду Maserati. Северянин Кастелотти и южанин Муссо отличались друг от друга буквально во всем. К примеру, подруга Кастелотти была стройной блондинкой, а девушка Муссо — пухлой брюнеткой. Кастелотти был маленького роста, вечно по этому поводу переживал и был нервным и немного застенчивым субъектом. Делия Скала, его подруга, утверждала, что он терпеть не мог шумных сборищ, а также какого бы то ни было паблисити. «Он был единственным сыном в семье, — вспоминала Делия, — и его мама, провожая его на гонки, всякий раз говорила: «Только не очень гони машину, ладно?» В отличие от Кастелотти, Муссо был высок, излишней застенчивостью не отличался и фанатично болел за футбольный клуб «Рома». «У него были лицо и душа ребенка, — говорила подруга Муссо Фьямма Брески, — и жизнь была для него непрекращающейся игрой».
Третьим новичком в команде Феррари был дон Альфонсо де Кабеза-Вака, семнадцатый маркиз де Портаго, или, коротко, Фон де Портаго. Ему было двадцать семь лет; он родился в Лондоне и до того, как увлекся гонками, занимался фехтованием и даже стал чемпионом Олимпийских игр. Теперь его мечтой было пробиться в элиту мирового автоспорта. Де Портаго знал множество языков, отлично ездил верхом, курил сигареты, вложенные в длинный янтарный мундштук, и обладал манерами плейбоя, каковым, по существу, и являлся. Хотя на свою внешность он совершенно не обращал внимания и ходил в потертых пиджаках и мешковатых брюках, девушки были от него без ума. «В принципе, это был настоящий джентльмен, — писал о нем Феррари, — и очень интересный мужчина, хотя, на мой вкус, он недостаточно регулярно стригся и брился».
Кроме упомянутых выше гонщиков первой линии, у «Скудерии» были и запасные пилоты — француз Тринтиньян и бельгийский гонщик-любитель Оливье Жендебьен — культурный и обходительный человек, который отлично разбирался в спортивных машинах. Однако величайшей звездой «Скудерии Феррари» стал Хуан Мануэль Фанхио — гонщик, которого Феррари менее всего ожидал увидеть у дверей своей приемной. Между тем у чемпиона мира и Европы Фанхио дела складывались далеко не лучшим образом. В Аргентине пало правительства президента Нерона, с семейством которого он был очень дружен и щедротами которого жил; по этой причине он решил, как в прежние времена, попытать счастья в Старом свете. Хотя Феррари недолюбливал Фанхио — к примеру, за то, что тот имел привычку присылать на переговоры своего агента, а Феррари предпочитал беседовать с гонщиком с глазу на глаз, очень скоро выяснилось, что они нуждаются друг в друге. Фанхио считался лучшим в мире пилотом Формулы-1, и его переход в «Скудерию» обеспечивал ей преимущество над другими командами. С другой стороны, после того как у Фанхио закончился контракт с Mercedes, лучше машины, чем модернизированная усилиями рабочих и инженеров «Скудерии» Lancia D50, ему было не найти. В своих воспоминаниях Феррари с некоторой долей пренебрежения замечал, что согласился на условия Фанхио только для того, чтобы с ним не торговаться, «не слышать его противный, визгливый голос». На самом же деле владелец «Скудерии» считал Фанхио ценнейшим приобретением своей фирмы, который один стоил всех остальных его гонщиков.