– Никогда не следует забывать о необходимости быть вежливой и обходительной с клиентами, – сообщил ей Гарр. – Тем более, имея дело с Хранителем Пакта. Что с того, что я пьян, если даже будучи одноглазым, одноруким и хромым я без труда разделался бы с этими двумя мулами, твоими сыночками?
Трактирщица дрожала, и парик на ее голове сбился набок, обнажив половину плешивого черепа.
– А теперь ты вернешь деньги, заплаченные мной за эту бурду, которую ты продаешь под видом пива и которая на самом деле представляет собой настойку ослиной мочи. Двести крон, или ты узнаешь, что чувствует свинья, когда ей перерезают глотку.
– Делайте, что он сказал! – завизжала женщина.
Близнецы, все еще оглушенные ударом, поднялись с пола и бросились искать деньги.
– Я бы заплатил тебе долг, потому что я человек чести, но ты попыталась меня убить, так что скажи спасибо, что я оставляю тебя в живых, позволяя и дальше заправлять этим убогим притоном.
Не отнимая кинжала от шеи женщины, элузо взял мешочек с монетами, который протягивал ему один из близнецов, и направился к двери. Прежде чем выйти, он сбросил с трактирщицы парик и пнул ее с такой силой, что она налетела на сыновей и все трое рухнули на пол. Несколько мгновений спустя он уже бежал к конному двору Илуро, где вскочил на коня и галопом покинул город крепостей. Он не знал местности и понятия не имел, что будет делать дальше. Ему хотелось уехать подальше и затеряться в каком-нибудь месте, где он никого бы не знал и никто не знал его. Весь оставшийся день и остаток ночи он скакал в направлении гор, гигантские силуэты которых виднелись на горизонте. У него разболелась голова и пересохло в горле, поэтому он остановился на берегу ручья, который скорее слышал, чем видел в темноте. Он опустил голову в воду, а затем свернулся калачиком под дубом и уснул, сжимая в руке рукоять кинжала. Проснувшись, он продолжил путь, пробираясь вперед по каменистым тропам и окутанным туманом долинам. Время от времени он видел поднимающийся над трубой хижины дымок или проезжал мимо сбившихся в кучку хибар, но несмотря на голод и жажду продолжал путь. Он не остановился, пока не доехал до места, напоминавшего конец мира. Во всяком случае, при виде вздымающейся стены из скал и растительности у него сложилось такое впечатление. Он спешился и пошел дальше по берегу бурной реки, ведя лошадь в поводу. Тропа становилась все ýже, и в ущелье быстро темнело. Лошадь с трудом ступала по мокрым камням и испуганно ржала. Но человек упрямо шел вперед. Шагая по этой тропе, которая, казалось, вела в никуда, он вспомнил последние слова отца:
– Настало время мне воссоединиться с твоей матерью в обиталище Амари. Почти всю твою жизнь она ожидала меня, а я ее.
Он всю жизнь преклонялся перед отцом, а теперь тот умирал у него на руках под беспомощным взглядом лекаря, который уже сделал все возможное, чтобы спасти жизнь друга. Гарр только что с отличием окончил обучение и прибежал, чтобы с гордостью показать отцу меч, на рукояти которого было выгравировано его имя. Кейо не смог присутствовать на церемонии, мучимый недомоганием, мало-помалу подрывающим его силы и приковывающим его к постели. Казалось, теперь, когда сын вырос и превратился в самого искусного воина Элузы и одного из лучших воинов всей Энды, он не видит смысла в дальнейшем существовании.
– Дорогой друг, будь добр, принеси медальон, который ты столько лет хранил по моей просьбе, – обратился отец к лекарю.
Вскоре тот вернулся с медальоном.
– Теперь Хранителем Пакта становишься ты, сын. Никогда этого не забывай, – произнес Кейо, прежде чем глубоко вздохнуть и навеки закрыть глаза.
Последовали долгие дни, на протяжении которых душевная боль не позволяла Гарру даже думать. Наконец он отправился на поиски бабушки.
– Что имел в виду отец, когда говорил, что теперь я Хранитель Пакта? – спросил он. – Какого пакта?
Айя медлила с ответом. Она так и не простила Кейо того, что его не было рядом с ее дочерью, когда фрей атаковали их селение. Горечь потери оказалась сильнее ее обычно уравновешенного и спокойного нрава. Она никогда не одобряла его как спутника для Элии, но они решили соединиться и настояли на своем, призвав в свидетели по два человека с каждой стороны, как того и требовал обычай. Сама она отказалась присутствовать на этой церемонии. Также она ничего не желала слышать о рожденном в этом союзе ребенке, хотя безумно полюбила его, как только Кейо показал ей драгоценный сверток и положил его ей на руки. И тут хлынули неудержимые слезы. Она оплакивала мертвую дочь, себя и осиротевшего малыша, который удивленно смотрел на нее большими глазенками.