И он луну увидел невдали,
И он почуял, что теряет разум,
И с болью захотел покончить разом,
И — полетел в зияющую тьму.
И было удивительно ему:
Стремительное привело паденье
Все чувства, все пристрастья к обостренью.
Там свет и тьма в печальной панораме
Мешались под унылыми ветрами.
Там над короной сумрачного царства
Трудился вечер и терпел мытарства.
Поблёскивала жила золотая.
Эндимион от края и до края
Прошёл её; и резок был маршрут,
И угловат, а жила там и тут
Горела метеором. Постоянно
Напоминая радугу Вулкана,
Висели металлические ткани.
Сердились молнии; сходились в брани
Фантазия и вера; и помалу
Однообразье, скука донимала
Надеждой на внезапное движенье
В серебряных пещерах в окруженье
Сапфировых колонн, в мостах ажурных.
Эндимион в своих скитаньях бурных
Уже летел над горною грядою,
Что круто возвышалась над водою.
Он сверху водопадов грохотанье
Воспринимал как нежное роптанье.
И вдруг похолодел от удивленья:
Он бриллиант увидел в отдаленье,
Что с трона тьму свергал; и свет был рьяным,
Как солнце над хаосом первозданным.
Не всякий дух был выдать в состоянье
Достойное предмета описанье,
Но тот, кто после смерти сей планеты,
Вселенной передав ее приветы,
Ей смог бы языком поведать внятным
О тех, кто солнце сделал незакатным
Для Греции и Англии. Ровнее
Он задышал, проникнув в галерею,
Отделанную мрамором. Поддельный
Он минул храм, который с беспредельной
Был точностью построен; побоялся
Войти в него Латмиец. Показался
За ним другой в проёмах колоннады,
Прекраснейший; была венцом отрады
Диана. С видом робким и несмелым
Присматриваясь к боковым приделам,
Вошёл он в храм, исследуя проходы,
Почувствовал, как источают своды
И стены холод мраморный, и скорым
Прошёлся шагом он по коридорам,
Но слышал лишь, как в мёртвой тишине
Смолкает эхо где-то в стороне.
Он тайны храма разгадать стремился,
Но в длительных блужданьях утомился
И сел у чрева мрачного подвала,
Где тьма теней зловещих побывала.
Конец чудесному. Второе «я»,
Вступив под свод привычного жилья,
Изнемогало в тягостном дурмане…
Блазнитель-эльф, родившийся в тумане,
Фонариком светя в кустах крапивы,
В огонь, в трясину манит нас игриво, —
В то, что пожрать готово наши души.