Выбрать главу
О где ты, Цинтия? Где обитает, В зелёной ли, в серебряной беседке, Твоя краса? Ты плачешь… слёзы едки Из-за того, кто сам в тебя влюблен, И слёзы льет, — и ты сама, как он, Вздыхаешь… Виден свет во мраке ночи, Что излучают Весперовы очи. Ужели то — любовь? Она — она! Но как она несчастна, как бледна На бесконечной сини Посейдона! Однако отчего морское лоно В любовных блестках? Сыплют их деревья, Как будто волн великие кочевья Зачаровать решили. С давних пор Способен приласкать влюбленный взор И сверху вниз лететь в водовороты, И, по пути заглядывая в гроты, Пугать акул с восторгом безоглядным, Слепить глаза им светом беспощадным. Не знай же, роскошь, ни конца, ни края! Живи, любовь, наставница благая Блужданий странных! Где бы красоте Ни обитать — внизу, на высоте, В воде, в горах, во тьме или при свете, — Ты — проводница лучшая на свете! Ты сил Леандру прибавляешь, фея, Через Аид ведешь певца Орфея, Ты умягчаешь грубого Плутона, Ты лунный свет вонзаешь с небосклона В морские воды — и зовёшь в тоске: «Эндимион!»
                       На золотом песке Нашла Латмийца бедная Луна, И яркий свет умерила она, Заметив, как он бледен. И при звёздах Вдохнул он с наслажденьем свежий воздух, И оживился; свой закончив путь, Меж раковин прилёг передохнуть И сладких брызг попробовать с улыбкой, Что выбили ему из глади зыбкой Рыбёшки шаловливыми хвостами. И вот Аврора светлыми руками Сняла с востока розовые шторы И воздух обмахнула ими, взоры Бросая мягкие; и через море Шагнуло утро; ветер на просторе Дохнул, и, вспыхнув, точно огонёк, Эндимион, как прежде, одинок, Продолжил путь.
                           Он долго шёл, и всё же Повсюду видел он одно и то же: Вокруг пространство пенилось — мертвее, Чем сказки и фантазии Морфея: Заржавленные якоря и латы Воителей, погибших здесь когда-то; Был руль галерный брошен с небреженьем; Валялась ваза там с изображеньем Истории, отмеченной забвеньем, — В ней бражники не видели напитки С Сатурновой эпохи; гнили свитки, Написанные языком небесным Перволюдьми земли; в тяжеловесном Строю скульптуры грубые стояли Напоминанием о Никте. Дале — Скелеты человека, обезьяны, Слона, орла, скелет Левиафана. Не убери их вовремя Диана, Эндимион скончался бы от страха, Но от её спасительного взмаха Он ожил и пошёл неторопливо, Вникая в бесконечные извивы Своей души, охваченной пожаром.
«Скажи, Луна, наверное, недаром Меня тревожишь ты? Ещё ребёнком Я не закатывался плачем звонким, Когда смеялась ты. Меня, как брата, По небесам водила ты когда-то; И яблок я не смел нарвать, бывало, Пока ты щёки им не охлаждала; Молчал ручей, не пели водопады, Пока не ликовали наши взгляды; Зазеленеть и лес не мог вовеки, Пока твои не поднимались веки; И не решался начинать я сева, Пока не просыпалась ты, о дева; Я помню: в пору летнего цветенья Одна ты моему внимала пенью, К моим цветам росистым поспеша. И песня не бывала хороша, Пока тебя не славила. Все боли, Все радости свои — твоей лишь воле Я научился подчинять сызмлада. Я повзрослел, но всякая отрада Тебе посвящена в моем сознанье; Гора — долина — древнее сказанье — Река — струна — застольная беседа — Лихой скакун — блестящая победа — И подвиги великие — и пляски — И звук рожка — и пир — и женщин ласки, — Всё это — ты, Владычица Ночная! Торжественная песня и шальная — Всё это — ты! В минувшие года Я грезил о бессмертии, когда Великая Природа, как могла, Лелеяла мой сон и берегла. И вдруг любовь пришла ко мне, Светило, И бездна счастья душу поглотила. Пришла любовь, и твой померкнул свет. Но — не совсем: ты шла за мною вслед, Владычица, и ныне с новой силой Довлеешь мне. Молю тебя, помилуй! И зренья не лишай меня, кумир, По-своему взглянувшего на мир! Прости за то, что мысленно с тобою Расстался я, чтоб жить своей судьбою! — За то, что славлю я с недавних пор Не только твой серебряный убор!» Внезапно страх покрыл, как полог снежный, Покрыл и заморозил тонкий, нежный Росток его страдающей души: Он в небе не увидел Госпожи! Но тут же с удивлением во взгляде У океанской изумрудной глади Он старика заметил на скале. В ногах у старика и на земле — Сплошь водоросли бурые лежали. Он в синем был плаще, что покрывали Таинственные знаки; и казалось, Что магия вздыхала и скрывалась В тяжёлых складках. Это были знаки Затишья, шторма, шёпота во мраке, И берега пустынного, и грота, Песков зыбучих и водоворота. И были в знаках скорость и движенье, Скольженье, погруженье и круженье. Кита, что обозначен в виде точки, Там видели в природной оболочке При взгляде на символику; а рыбы, Малютки-рыбы, показать могли бы Устройство глазок. И Нептун-владыка, И свита вся, от мала до велика, На синем одеянье красовались. Морские девы томно извивались. Жемчужный посох был у старика, Над книгою склонённого. Пока Читал старик, Латмиец терпеливо С почтеньем ждал. Часы неторопливо, Как облака над морем, плыли, плыли…