Горечь, накатившая на Эльдара, была настолько сильной и раздирающей грудь, что он зажмурился и закусил губу, чтобы не закричать от боли снова. Он ничего не успел сделать. Ничего. Рудин сбросил его с неба, как котенка, не оставив и шанса на сопротивление. И все, что должна была сделать Лиза, оказалось напрасным.
И Катя снова попала Рудину в лапы.
Самые темные и страшные опасения сбывались.
Женщина смотрела на него с искренней жалостью и сочувствием. Как ни крути, он ведь был героем, защитником замка — жаль только, герой не смог сделать и четверти того, что собирался. Эльдар снова подумал о рыжеволосой всаднице на бойкой каурой лошадке в последнем ряду отряда Рудина.
— Там была русалка, — проговорил он. — В отряде Кахвитора была русалка. Где она сейчас?
Лицо сестры милосердия исказило горестной гримасой, и Эльдара охватило холодом.
Он ведь, в сущности, никогда не переставал бояться за Лизу. Даже когда уверял себя, что ненавидит и презирает ее. Даже когда они провели семь лет в разлуке. Даже когда его убивал маг-недоучка, по совместительству Лизин любовник.
Наверно, это и есть любовь — постоянный страх за того, кого любишь. И при этом неважно, насколько взаимно твое чувство. Совершенно неважно.
— Русалка сожгла дюжину рыцарей бефельским огнем, — с печальной гордостью сказала сестра милосердия. — И сбросила Кахвитора на землю огненной лентой. Но он поразил ее заклинанием, и русалка ослабла, а один из рыцарей ранил ее.
— Где она сейчас? — с нажимом повторил Эльдар. Страх пропитывал его; Эльдар не знал, что будет делать, если сестра милосердия скажет, что Лизы больше нет.
Он и о Кате-то забыл — настолько большим и горьким был его страх.
Но женщина вздохнула и ответила:
— В лаборатории Кадеса. Пока она жива, но Кадес боится, что его искусства не хватит.
Эльдар некоторое время лежал неподвижно, молча, как марионетка, у которой одним ударом ножниц обрезали все ниточки, и по лицу сестры милосердия было видно, что она следит за своим пациентом со страхом. Даже камень меречи перестал ворочаться, замер, будто вслушивался. Потом Эльдар медленно, превозмогая боль во всем теле, сел на койке и негромко произнес:
— Помоги мне дойти туда. Я должен ее увидеть.
Женщина поняла, что с ним лучше не спорить.
Дорога до лаборатории никак не отложилась в его памяти: Эльдару потом казалось, что, опираясь на сестру милосердия, он добрался до дверей и сразу же очутился в сумрачной вечерней лаборатории, там, где в капсуле, недавно занятой гомункулом Кадеса, плавало обнаженное женское тело. Рыжие волосы медленно качались вокруг головы, как связки причудливых водорослей, глаза Лизы были закрыты, и бледное красивое лицо ничего не выражало. Это было лицо прекрасной фарфоровой куклы, которую разбили дети. Правую половину головы закрывала сверкающая металлическая пластина.
— Вы рано встали, — негромко сказал Кадес. Он сидел за столом у высокого распахнутого настежь окна, и выражение изможденного посеревшего лица говорило о том, что хозяин замка смертельно устал, но пока не может позволить себе отдых. — Вам надо лежать, дорогой друг.
— Как она? — спросил Эльдар. Кадес был прав, ему следовало остаться в постели — силы почти покинули его, и Эльдар едва не упал, но смог опереться на стеллаж, заставленный банками с заспиртованными уродцами, и сумел-таки устоять на ногах. Кадес смотрел на него с грустью.
— Моего искусства недостаточно, чтобы помочь ей, — сказал он, и Эльдар услышал искреннюю печаль в голосе Кадеса. — Я полагал, что моя капсула сможет залечить ее раны, но, увы, я ошибся. Все, что я смог сделать — это погрузить ее в подобие сна и оставить здесь.
Эльдар обернулся и долго смотрел на Лизу в капсуле. Должно быть, именно так и выглядят русалки, когда умирают — висят в зеленоватой толще воды, тихое течение колеблет их волосы, рыбы проплывают между пальцев.
Его русалка умерла. Все манипуляции, которые произвел Кадес с телом Лизы, в конечном итоге только оттягивали неизбежное признание: она пришла за Эльдаром в другой мир и погибла, выполняя его просьбу.
Он не имел права так поступать с ней. Не имел.
— Простите меня, — голос Кадеса дрогнул, и он повторил: — Простите.
— Я любил тебя больше, чем ангелов и Самого, — еле слышно промолвил Эльдар, — и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих.
Лиза действительно была далека — дальше некуда. Поди догони ее за порогом Смерти, да и не Смерти даже — безвременья. Со Смертью еще можно как-то договориться.