— Я уже что-то с ним сделал, мистер Чарли. Утром, вы ещё не встали.
— В самом деле, Джок? Ну честное слово, ты обо всём подумал. Ты сделал ему очень больно?
— Ну…, мистер Чарли.
— Батюшки. Не?..
— Не-а… Хороший дантист исправит минуты за две. И это… он, наверно, пока не захочет ни за кем ухаживать, если вы меня поняли.
— Бедняжечка, — сказал я.
— Ну, — подтвердил Джок. — Спокойной ночи, мистер Чарли.
— И вот ещё что, — бодро сказал я. — Меня тревожит гигиеническое состояние канарейкиной клетки. Ты не мог бы проследить за тем, чтобы в ней поскорее убрали, пожалуйста?
— Я уже проследил, мистер Чарли. Пока вы ходили на ланч.
— О. И всё в порядке?
— Ну. Ещё бы.
— Что ж, спасибо, Джок. Спокойной ночи.
В ту ночь я спал не очень хорошо.
Если бы Крампф либо Глоуг отошли от намеченного плана, я бы вынес его на своих плечах единолично, но два идиота в команде из трёх человек — это уж как-то слишком. Когда Фугас Глоуг только вышел на меня, я ему сразу сказал, что в мои намерения не входит помогать ему с шантажом его августейшего Одноклассничка, — я был готов единственно познакомить Фугаса с Крампфом. Позднее же, когда Крампф предложил мне использовать фотографию — не ради грубой денежной дойки, а лишь в целях обеспечения экспорта ему «горячих» произведений искусства, — я ему позволил медленно выжать из меня неохотное согласие, но только при условии, что я сам напишу сценарий и сыграю как главную роль, так и комическую. Однако Шнобель Дуранте [58] никогда не уставал повторять: «Всем хочется залезть на сцену». Глоуг уже поплатился за эту горячку рампы, а теперь выходит, что и Крампф получает, по крайней мере, предварительный счёт.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Но если к сферам царственным приближусь,
Что ныне имя носят лишь одно,
Серебряное вывью волокно
Из его пламенного брата?..
Телефон пробудил меня в самый неподобающий час понедельника. Медоточивый американский голос осведомился, не может ли он связаться с секретарем мистера Маккабрея.
— Ооодин мооомент, будьте любезны, — проворковал я, — соооединяю.
Я сунул телефон под подушку и воскурил в раздумьи сигарету. В конце концов вызвал Джока, проинструктировал его и передал трубку. Взяв её двумя волосатыми пальцами, деликатно отставив в сторону мизинчик, мой камердинер пропищал:
— Сикритарь мистира Маккабрия слушыит, — и тут его пробило на хи-хи, что после вчерашнего фасольего пиршества оказалось сущей катастрофой; меня тоже пробило, и телефон в конечном итоге упал на пол; Медоточивый Американский Голос, должно быть, счёл всё это крайне странным. Выяснилось, что он — М.А.Г., то есть, — не кто иной, как секретарша полковника Блюхера из Американского посольства, и полковнику Блюхеру хотелось бы встретиться с мистером Маккабреем в десять часов утра. Джок, должным образом скандализованный, сообщил, что мистеру Маккабрею никак не возможно подняться в такой час, а принимать джентльменов в постели он обыкновения не имеет. (Ещё хи-хи.) Голос, не утратив ни грана своей медоточивости, сказал, что, ну, в общем, полковник Блюхер на самом деле предполагал, что мистер Маккабрей заедет к нему, и не окажется ли десять тридцать удобнее. Джок мужественно прикрывал тылы — странное дело, но он, похоже, гордится тем, что работает на такого нерадивого человека, как я, — и в конце концов они сторговались на полудне.
Едва Джок отложил инструмент, я снова его поднял и набрал Посольство (499-9000, если угодно знать). Ответил один из красивейших голосов, что я только слышал в жизни, — пушистое млечное контральто; от него мой копчик свернулся колечками. Вполне отчетливо голос произнёс:
— Хочешь обнять меня?
— Э…? — кулдыкнул я. — Что это, что это?
— Американское посольство. — На сей раз прозвучало санитарнее (Игра слов: Care to embrace me? и American Embassy).
— О. Да. Разумеется. Как глупо с моей стороны. Э-э, я бы хотел уточнить, не работает ли у вас некий полковник Блюхер.
Раздался щелчок-другой, приглушенное электрическое «гррр», и, не успев ничего с этим поделать, я оказался в непосредственной коммуникации с первоначальным Медоточивым (заточенным?) Голосом. Теперь она не стала утверждать, что она секретарь какого ни на есть полковника, а сообщила, что она — ВоеннАтташат, КонЧайВмиг, или СекСвоБед, или еще какая-то тарабарщина. Какие же эти воины всё-таки дети.
58
Джеймс Фрэнсис Дуранте (Джимми, «Шнобель», 1893-1980) — американский комедийный актер, пианист, певец.