На кнопку я не нажал, ибо меня кто-то двинул в основание черепа — в аккурат туда, где засела боль от джина. Подбородок мой зацепился за край консоли и я некоторое время повисел на нём, чувствуя себя преглупо. После чего меня стукнули ещё раз, и я без всяких усилий скользнул сквозь пол и принялся отсчитывать в падении милю за милей.
Примерно жизнь спустя я пришёл в себя — с большой неохотой. Надо мной луною нависла обширная физиономия Джока; он обеспокоенно кудахтал. Стоило мне заговорить, и в моей бедной голове раскатисто загромыхали и задребезжали отзвуки. Меня переполняли ненависть и страдание.
— Ты убил его? — кровожадно поинтересовался я.
— Нет, мистер Чарли. Я подождал немного в самом низу а лифт остановился на третьем и я еще немного подождал а потом попробовал кнопку и лифт приехал пустой поэтому я поднялся сюда и снаружи вас не было и поэтому я поднялся на верх лестницы чтобы посмотреть не видно ли вас а потом услышал как лифт опять поехал вниз и я подумал что он так может всю на хрен ночь кататься поэтому я зашёл сюда вас поискать а вы тут такой лежите и я подумал…
Я вяло поднял руку.
— Стоп, — сказал я. — Я все равно сейчас неспособен за всем этим уследить. У меня голова болит. Обыщи квартиру, запри двери, доставь меня в постель и найди мне самую большую таблетку снотворного, какую только возможно изготовить. И надень на себя что-нибудь, идиот, а то простудишься и умрешь.
На этом я отключил Ч. Маккабрея как личность и позволил бедолаге вновь смыться сквозь пол в глубины бессолнечного моря.
И если кто-нибудь после этого перерезал мне глотку — на здоровье.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Упрекнуть?
За что? Я не речист, о нет, отнюдь,
Но, будь и златоустом, разве б мог
Унизиться, ей преподав урок,
Мол: «Это слишком. Это не по мне».
И, убедив отчасти иль вполне,
Ждать, чтобы мой подействовал укор
Я унижаться не привык, синьор.
Я очень осторожно поднял веко и быстро закрыл его. Безжалостный солнечный луч брызнул прямо в меня, заставляя мой мозг кровоточить.
Гораздо позднее я попытался ещё раз. Солнечный свет уже был придушен, а в изножье моей постели, заламывая руки, нависал Джок. Кроме того, он держал чайный поднос, но у меня возникло отчетливое впечатление, что он также заламывает руки.
— Уходи, — хныкнул я.
Он поставил поднос и налил мне чашку чаю; в моей бедной голове это прозвучало так, словно кто-то нажал на смыв в эхокамере. Я ещё немного похныкал и отвернулся, но Джок нежно потряс меня за плечо, приговаривая «ну, ну» — или «так, так», или что-то ещё в том же смысле. Я сел, чтобы ему возразить, и действие это, похоже, оставило половину моего черепа на подушке. Я предусмотрительно исследовал поражённую область: на ощупь она была вроде как ноздреватой и податливой, но, к моему удивлению, не облеплена запекшейся кровью. Я пришел к выводу, что будь у меня проломлен череп, я бы вообще не проснулся. Не то чтобы тем утром это имело значение.
Чай оказался не привычным моим «лапсангом» или «улунгом», но «Смесью Королевы Марии» производства «Туайнингз»: проницательный Джок — он знал, что подобное утро взывает к тому, что посуровее. Я проглотил первую чашку, затем Джок скормил мне два «алка-зельцера» (как же они шумят!), два «Порошка Бичема» [67] и два декседрина — в указанном порядке, и вся эта коллекция была запита второй чашкой лучшего и ярчайшего от Королевы Марии. Ни за что в жизни больше не скажу ни единого резкого слова об этой святой женщине. [68]
68
Maрия I Тюдор (1516-1558) — английская королева с 1553 г. Восстановив католицизм, жестоко преследовала сторонников Реформации; носила прозвища Мария Католичка, Мария Кровавая.