— Ах, — добавил я. — Старое доброе успокоительное «улунг» или «лапсанг»!
— Э…?
— Принеси-ка мне трость, мои наижелтейшие туфли и старый зеленый «хомбург», — не отпускал цитату я. — Ибо я отправляюсь в Парк кружиться в буколических танцах. [12]
— Э?
— О, не обращай внимания, Джок. Это во мне говорит Бертрам Вустер.
— Как скажьте, мистер Чарли.
Мне часто мнится, что Джоку стоит заняться сквошем. Из него выйдет отличная стена.
— Ты отогнал «эм-джи-би», Джок?
— Ну.
— Хорошо. Всё в порядке? — глупый, естественно, вопрос и, разумеется, я немедленно за него поплатился.
— Ну. Только, э-э… самь-знайте-что никак не влезала под обивку, пришлось по краям немного подрезать, ну, самь понимайте.
— Лучше бы ты свой член подрезал, Джок…
— Ладно, мистер Чарли, это шутка у меня была такая.
— Так, хорошо, Джок. Великолепно. Мистер Спиноза что-нибудь сказал?
— Ну. Неприличное слово.
— Н-да, я так и думал.
— Ну.
Я приступил к своему каждодневному «шреклихь-кяйт» [13] вставания. С периодической помощью Джока я осмотрительно отрывался от душа в пользу бритвы, от декседрина в пользу невыносимого выбора галстука; и в безопасности прибыл сорок минут спустя к самым рубежам завтрака — единственного заслуживающего такого названия, завтрака «шмино»: [14] огромной чаше кофе, изукрашенной кружевом, фестонами и филигранью рома. Я проснулся. Меня не тошнило. Сонная улитка всползла на тёрн — хотя бы так. [15]
— Мне кажется, у нас нет зелёного «хомбурга», мистер Чарли.
— Это ничего, Джок.
— Могу послать девочку привратника в «Локс», если желайте.
— Нет, это ничего, Джок.
— Она сбегает за полкроны.
— Не надо, это ничего, Джок.
— Как скажьте, мистер Чарли.
— Тебя не должно быть в квартире через десять минут, Джок. И здесь лучше не оставаться ни оружию, ни чему подобному, разумеется. Вся сигнализация включена и замкнута. «Фото-Рекорда» заряжена пленкой и поставлена на взвод. Сам знаешь.
— Ну, знаю.
— «Ну», — подтвердил я, установив дополнительный набор кавычек вокруг этого слова; вот такой уж я вербальный сноб.
Стало быть, представьте себе эдакого дородного распутника, на всех парусах рассекающего вдоль по Аппер-Брук-стрит, курсом к Сент-Джеймсскому парку и увлекательнейшим приключениям. На щеке его лишь подрагивает крохотная мышца — вероятно, по доброй традиции, — в остальном же он внешне безукоризненно изыскан, уравновешен, не прочь купить букетик фиалок у первой же девицы, швырнув ей золотой соверен; капитан Хью Драммонд-Маккабрей, [16] кавалер «Военного креста», с опереточной мелодией на свистающих устах и складкой шелкового нижнего белья, зажатой меж обильно припудренных ягодиц, господи его благослови.
Само собой, они за мной кинулись, едва я вынырнул из дома — ну, не вполне за мной, ибо то был «передний хвост», к тому же весьма прециозно выполнявшийся: ребят из ГОПа натаскивают год, я вас умоляю, — однако навалились они на меня отнюдь не в полдень, как я предсказывал. Взад и вперёд расхаживал я мимо пруда (твердя непростительные вещи другу моему пеликану), а они только и делали, что вид, будто пристально изучают подкладки своих нелепых шляп (кои топорщились дуплексными рациями, вне всякого сомнения), да подавали украдкой друг другу тайные сигналы, применяя свои красные узловатые руки. Я уже в самом деле начал думать, что переоценил Мартленда, и совсем было собрался двинуться против течения к клубу «Реформа», где заставил бы кого-либо угостить меня ланчем — холодный стол у них не сравнится ни с чьим на свете, — когда случилось:
Вот они. По одному с каждого бока. Громадные, праведные, умелые, смертоносные, глупые, беспринципные, суровые, настороженные, нежно меня ненавидящие.
Один возложил сдерживающую длань на моё запястье.
— Подите от меня прочь, — проблеял я. — Вы где себя полагаете — в Гайд-парке?
— Мистер Маккабрей? — умело пробурчал он.
— Прекратите мне бурчать, — возмутился я. — Ибо это, как вам хорошо известно, я.
— Тогда я вынужден попросить вас проследовать со мной, сэр.
Я вытаращился. Я понятия не имел, что так до сих пор говорят. «Ошарашен» — это то слово, которое мне подходило к данной ситуации.
— Э…? — произнёс я, беззастенчиво цитируя Джока.
— Вы должны пройти со мной, сэр. — Тут он сработал хорошо, полностью проникся ролью.
15
Аллюзия на «Песню Пиппы» из драматической поэмы Роберта Браунинга (1812-1889) «Пиппа проходит».
16
Xью «Бульдог» Драммонд — герой «крутых» детективов (с 1920 г.) английского писателя Германа Сайрила Макнила («Сапера», 1888-1937), армейский офицер, после Первой мировой войны открывший собственное детективное агентство.