Весь день на Утесе ни души; не понимаю, как люди могут париться в питейных заведениях и пить бутылочное пиво, когда здесь столько свежего воздуха и столько пейзажа — ими ведь можно наслаждаться бесплатно. Здесь не довод даже туристы, чьи пылкие палатки и изящные пастельные трейлеры нарывают по всему горизонту, словно «драконьи зубы»: [226] вероятно, их обитатели ведут простую жизнь перед своими портативными телевизорами, по которым идут передачи о природе, боженька их благослови. Большинство завтра вернется в Брэдфорд, сияя добродетелью и меряясь комариными укусами.
Я разобрал велосипед и по частям запихал в пещеру. Кроме того, сбегал к ледяному роднику, что бьет в узком каньоне меж двумя огромными глыбами известняка; весь вымылся, повизгивая от холода, даже попил воды. Вкусно, только, вернувшись, пришлось попить и «Черной этикетки», чтобы сбить привкус. Не годится в моём возрасте увлекаться водолечением. Водобоязнью — да, наверное.
Над копью есть весьма недоступное местечко, где к вам никто не сможет подобраться, и там я разложил скромный походный костерок, на котором греется банка бобов. Оттуда, где я сижу, видно длинное ожерелье огней Моркама — «там яркие предместья, круглые твердыни». [227]
ПОЗДНЕЕ
Мне очень нравится «влага и вольность, волглая глушь» [228] этого места. Здесь тихо и никого нет рядом. Спится мне очень счастливо, снятся невинные сны, а просыпаясь, я неизменно слушаю милую перекличку диких травников. Теперь как никогда сладкою представляется смерть; могила не может быть темнее и уединённее — да и тише не может она быть, вот только ветер, украдкой шуршащий колючками у входа, пытается меня напугать. Я припоминаю единственную поистине трогательную историю о призраках:
(Могильщик: Чего хихикаешь?
Призрак: Двоим не так смешно.)
ДРУГОЙ ДЕНЬ —
ТЕПЕРЬ Я УЖЕ НЕ УВЕРЕН, КАКОЙ
Утром видел болотного луня; он какое-то время рыскал по тростникам, затем, крепко бия крыльями, перелетел через ферму Стэквуд и пропал в роще Флигарт. Во Флигарте появилась новая палатка — там она первая; обычного дико-оранжевого цвета. В детстве палатки были надлежащих расцветок — хаки, белые или зеленые. Ничего не подозревающих простожильцев я изучал в свой птичий бинокль — «Одюбон 8,5 х 44»: [229] похоже, там толстопопый папа, поджарая мускулистая мама и длинный тощий сынок-переросток. Я желаю им радости в запоздалом отпуске, ибо с неба уже полило — мягко, но решительно. Лорд Олванли [230] говаривал, что самое большое наслаждение для него — сидеть у окна своего клуба и смотреть, как «льёт на проклятых людишек».
На бутановой горелке я жарю банку сосисок Франкфуртеров. На гарнир к ним у меня есть чуточку нарезанного хлеба, жаль только, что я не догадался прихватить горчицы и бутылочного пива. Но всё равно аппетит на свежем воздухе — лучшая приправа: лопать я буду, как бойскаут. «Нёбо, квашня для вожделенья вкуса, О не желай омытым быть вином». [231]
ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, Я ДУМАЮ
Я был весьма воздержан с виски — у меня по-прежнему остались бутыль с четвертью этого славного задиры; а когда они иссякнут, придётся совершать вылазку и пополнять запасы. Еда на исходе: есть лишь две большие банки бобов, одна то же самое солонины, треть нашинкованной ломтями буханки хлеба и пять тонких полосок бекона. (Его я должен есть сырым: аромат жарящегося бекона разносится на много миль, вы не знали?). Местные магнаты в ближайшем будущем наверняка хватятся фазанчика-другого — они до сих пор едва ли не ручные, в них ещё никто не стрелял. Фазаны, то есть, не магнаты. Меня ужасает мысль, что придётся их ощипывать и потрошить — и опять я имею в виду фазанов: раньше-то я был не против, но теперь желудок у меня трепетнее. Быть может, я просто сымитирую Навуходоносора, этого царственного поэфага, и начну пастись. [232] (А вот тут новость хорошая: этого добра кругом изобилие.)
ПО ОЩУЩЕНИЯМ — ВТОРНИК,
НО Я МОГУ ОШИБАТЬСЯ
После своего ледяного утреннего омовения я кружным путём взобрался на высочайшую точку Утеса, на карте обозначенную как ФОРТ. Далеко внизу подо мной виден «лендровер» егеря — он подпрыгивает и брызгается вдоль по притопленной гати к загонам на ближней стороне Мосса, а смотритель Королевского общества защиты птиц целеустремленно пыхтит куда-то на моторке по Скрэйпу. Часто недоумевают, как это преуспевающий птичий заповедник может существовать на охотничьих угодьях, но парадокса тут вообще-то нет: где ещё робкой птичке успешно размножаться, как не в охраняемом заказнике? Стрельба начинается намного позже брачного сезона, в конце концов, и серьёзные спортсмены — а почти все они ещё и хорошие натуралисты — скорее уж подстрелят собственную жену, чем редкую птицу. Ладно, быть может, редкую птицу когда и подстрелят случайно, но мы ведь и жен порой стреляем, причём намеренно, разве нет?
226
«3убы дракона» — обиходное название противотанковых конусообразных заграждений, применявшихся во время Второй мировой войны.
229
Марка бинокля, названа в честь Джона Джеймса Одюбона (1785-1851), американского художника, натуралиста, орнитолога и охотника.
232
Навуходоносор II — царь Вавилонии в 605-562 до н.э. Во исполнение кары за гордыню «он был отлучён от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесной, волосы у него выросли, как у льва, и ногти, как у птицы» (Дан. 4:30). Поэфаги — группа травоядных сумчатых, к которой относятся кенгуру.