Спустя эон-другой сигнализация коротко бибикнула — сигнал спускаться. Пропитавшись жутью по самые жабры, я прокрался на кухню, где у двери обнаженной тенью маячил Джок, поигрывая в руке 9-миллиметровым «люгером». На коммутаторе по-прежнему неистово мигал фиолетовый огонек, отмеченный «ПАРАДНАЯ ДВЕРЬ». Парой резких кивков Джок наметил нашу тактику: я скользнул в гостиную, откуда просматриваются прихожая и парадная дверь, а Джок неслышно отодвинул засовы черного хода. Я услышал, как он выпрыгивает в коридор, — и тут он позвал меня, тихо и настойчиво. Я пробежал сквозь столовую, в кухню, в дверь. В коридоре стоял один Джок. Я проследил за его взглядом до индикатора лифта: тот говорил «5» — мой этаж. В тот же миг мотор лифта заурчал, и пятерка погасла, а Джок ринулся к верхней площадке лестницы и пропал внизу, едва ли издав хоть звук. Видели б вы Джока в действии — зрелище вводит в робость, особенно если он голый, как тогда. Я пробежал полпролета вниз, пока не удалось заглянуть в лестничный колодец: Джок занимал позицию в цоколе, двери лифта попадали в сектор его обстрела. Через секунду или две он подскочил и скрылся где-то в тылах; я не сразу понял, что лифт, должно быть, уехал в подвал. Я кубарем скатился, позабыв о страхе, подобрался лишь до третьего этажа, когда мимолетный взгляд на индикатор подсказал мне, что лифт поднимается снова. И вновь я припустил наверх, в конце концов прибыв на пятый этаж прискорбно запыхавшись. Индикатор замер на тройке. Я ворвался в квартиру, ввалился в гостиную и упал на колени перед консолью проигрывателя. Кнопка у него внутри связывалась с караулкой «Держи-Вора» — я просто истосковался по этим громилам.
На кнопку я не нажал, ибо меня кто-то двинул в основание черепа — в аккурат туда, где засела боль от джина. Подбородок мой зацепился за край консоли и я некоторое время повисел на нем, чувствуя себя преглупо. После чего меня стукнули еще раз, и я без всяких усилий скользнул сквозь пол и принялся отсчитывать в падении милю за милей.
Примерно жизнь спустя я пришел в себя — с большой неохотой. Надо мной луною нависла обширная физиономия Джока; он обеспокоенно кудахтал. Стоило мне заговорить, и в моей бедной голове раскатисто загромыхали и задребезжали отзвуки. Меня переполняли ненависть и страдание.
— Ты убил его? — кровожадно поинтересовался я.
— Нет, мистер Чарли. Я подождал немного в самом низу а лифт остановился на третьем и я еще немного подождал а потом попробовал кнопку и лифт приехал пустой поэтому я поднялся сюда и снаружи вас не было и поэтому я поднялся на верх лестницы чтобы посмотреть не видно ли вас а потом услышал как лифт опять поехал вниз и я подумал что он так может всю на хрен ночь кататься поэтому я зашел сюда вас поискать а вы тут такой лежите и я подумал...
Я вяло поднял руку.
— Стоп, — сказал я. — Я все равно сейчас неспособен за всем этим уследить. У меня голова болит. Обыщи квартиру, запри двери, доставь меня в постель и найди мне самую большую таблетку снотворного, какую только возможно изготовить. И надень на себя что-нибудь, идиот, а то простудишься и умрешь.
На этом я отключил Ч. Маккабрея как личность и позволил бедолаге вновь смыться сквозь пол в глубины бессолнечного моря.
И если кто-нибудь после этого перерезал мне глотку — на здоровье.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Упрекнуть?
За что? Я не речист, о нет, отнюдь,
Но, будь и златоустом, разве б мог
Унизиться, ей преподав урок,
Мол: «Это слишком. Это не по мне».
И, убедив отчасти иль вполне,
Ждать, чтобы мой подействовал укор
Я унижаться не привык, синьор.
КРАЙНЕ ОСТОРОЖНО Я ПРИПОДНЯЛ ОДНО ВЕКО И быстро захлопнул его снова. Безжалостный луч солнца успел юркнуть внутрь, отчего у моего мозга открылось кровотечение.
Гораздо позднее я попытался еще раз. Солнечный свет уже был придушен, а в изножье моей постели, заламывая руки, нависал Джок. Кроме того, он держал чайный поднос, но у меня возникло отчетливое впечатление, что он также заламывает руки.
— Уходи, — хныкнул я.
Он поставил поднос и налил мне чашку чаю; в моей бедной голове это прозвучало так, словно кто-то нажал на смыв в эхокамере. Я еще немного похныкал и отвернулся, но Джок нежно поколебал меня за плечо, приговаривая «ну, ну» — или «так, так», или что-то еще в том же смысле. Я сел, чтобы ему возразить, и действие это, похоже, оставило половину моего черепа на подушке. Я предусмотрительно исследовал пораженную область: на ощупь она была вроде как ноздреватой и податливой, но, к моему удивлению, не облеплена запекшейся кровью. Я пришел к выводу, что будь у меня проломлен череп, я бы вообще не проснулся. Не то чтобы тем утром это имело значение.
Чай оказался не привычным моим «лапсангом» или «улунгом», но «Смесью Королевы Марии» производства «Туайнингз»: проницательный Джок — он знал, что подобное утро взывает к тому, что посуровее. Я проглотил первую чашку, затем Джок скормил мне два «алка-зельцера» (как же они шумят!), два «Порошка Бичема» [67] и два декседрина — в указанном порядке, и вся эта коллекция была запита второй чашкой лучшего и ярчайшего от Королевы Марии. Ни за что в жизни больше не скажу ни единого резкого слова об этой святой женщине. [68]
Вскоре я снова обрел способность к рациональному мышлению, и рациональная мысль меня побудила немедленно отойти ко сну опять. Я осел было в общем направлении подушек, однако Джок твердо меня перехватил и повсюду на мне утвердил чашки с чаем, чтобы я больше не осмелился пошевельнуться.
— Тут эта профура весь день звонит, — сообщил он. — Говорит она секретарь заместителя того секретаря и дело касается ваших подорожных грамот и если вы можете встать то немедля туда надо ехать а тот ее хрендель примет вас в любое время до половины пятого. Уже три — почти.
Пришлось, поскрипывая и покряхтывая, подымать себя на поверхность.
— Как вы считаете, кто это был ночью, мистер Чарли?
— Не сброд Мартленда, это уж точно, — ответил я. — Те ожидали бы приема по полной программе, как в последний раз. Что-нибудь пропало?
— Я чего-то не заметил.
— Ну они ведь не стали бы пускаться во все эти сложности лишь ради того, чтобы треснуть меня по затылку, тут сомнений быть не может.
— Мог быть обычный негодяй — не прозвонил нас как следует, не рассчитывал, что нас будет двое, потерял голову и по-быстренькому смылся. А вот это забыл в нашем парадном замке — потому и сигнализация не затыкалась.
«Этим» оказался карманный календарь из жесткого целлулоида, размером и формой с игральную карту; на рубашке значился пылкий призыв пить чей-то «Молочный Крепкий Портер». Такой шутя вскрыл бы любой пружинно-цилиндровый замок. Но против моего врезного «Чабба» без ручки, но с цилиндрами из фосфористой бронзы в выемках под ключ, он бесполезен — это известно любому, кто подвергся хотя бы неделе оздоровительной дрессуры в «Борстале». [69] Мне это не понравилось. Зеленые щеглы не оттачивают мастерство в пентхаусах на пятых этажах особняков по Аппер-Брук-стрит.
Я впервые задумался об этом — и чем дальше, тем меньше мне это нравилось.
— Джок, — произнес я. — Если мы спугнули его, пока он вскрывал замок, то почему же его не оказалось на месте, когда мы его спугнули? А коли на месте его не оказалось, откуда ему было знать, что нас двое? И если он бросил эту затею до того, как выскочил ты, почему он тогда бросил такую полезную карточку и зачем колобродился в лифте, а не... э-э... а-а... «по-быстренькому смылся»?
68
Maрия I Тюдор (1516-1558) — английская королева с 1553 г. Восстановив католицизм, жестоко преследовала сторонников Реформации; носила прозвища Мария Католичка, Мария Кровавая.
69
«Борстал» — исправительное учреждение для преступников от 16 лет до 21 года; находился в ведении Министерства внутренних дел; первое такое заведение было открыто в Борстале, пригороде Рочестера, графство Кент, в 1902 г.