Неожиданно впереди, прямо по курсу корабля, стала заметна полоса тумана.
- Машинное! Заклепайте клапана, дуйте в котлы, танцуйте джигу, но дайте все что можно и немного больше! – крикнул в переговорную трубу лейтенант-коммандер. Что ответил «бог угля, говна и пара», никто не услышал. В этот момент преследующий их русский наконец приблизился на достаточное расстояние и дал полный залп. Блеснули вспышки выстрелов и вокруг «Медузы» вырос небольшой лес из разрывов. Англичане ответили и при этом стреляли не хуже русских. Но даже все шесть шестидюймовок ничего не могли сделать против восьми десятидюймовок русского. Не учитывая еще и противоминную артиллерию линейного крейсера, которая по мере приближения также начала стрелять в англичанина. Но первыми в «Медузу» попали десятидюймовые «чемоданы». Корпус британского корабля вздрогнул, словно ударенный двумя гигантскими боевыми молотами. Одновременно со страшным грохотом под ногами стоявших на мостике содрогнулась палуба. Людей подбросило, и они полетели в разных направлениях, сталкиваясь друг с другом, с палубой, торчавшими из нее устройствами, ударяясь, ставя синяки и шишки, ломая кости. Глаза слепил густой черный дым, не дающий вздохнуть.
Дым рассеивался. Шатаясь, словно пьяный, МакАллистер приподнялся и, держась за поручни, осмотрелся. Тиндалл выглядел совершенно спокойным и лишь нервно облизывал губы, на которые из носа натекали вязкие, черные на свету струйки. «Кровь», - неожиданно понял штурман.
- Мистер О’Нэлли! - не услышав ответа, Патрик обернулся и в два шага оказался на рабочем месте старшего артиллериста. Новая команда… и орудия крейсера снова открыли огонь по опасно приблизившемуся русскому.
- Правильно, мистер МакАллистер, - раздавшийся над ухом спокойный голос командира заставил Патрика невольно вздрогнуть. – У нас, похоже, поврежден руль…, - так же спокойно констатировал Ноэль, еще раз заставив штурмана вздрогнуть и пристальнее посмотреть на командира. Глаза лейтенант-коммандера ничего не выражали, словно жизнь покинула их. Патрик невольно отвернулся. С кормы порывом ветра, заставив слезится глаза и закашляться. Ветер, отгоняя столь желанную завесу тумана, продолжал дуть с кормы. Но Патрику уже было ясно, что «Медуза» обречена. Снаряды рушились вокруг крейсера один за другим, взрываясь при ударе о корпус и воду. Попавшие в корабль десятидюймовые «чемоданы» с чудовищным грохотом взрывались, круша все вокруг себя, заставляя мучительно долго вибрировать все вокруг.
«Медуза» не хотела умирать. Но с каждой минутой ответный огонь ее шестидюмовок слабел. Оба кормовых орудия и их спонсоны давно разбило прямыми попаданиями. Корма и центральная часть палубы превратились в один сплошной пожар. Крейсер все более отчетливо кренился на правый борт.
Теперь идущий параллельным курсом русский корабль продолжал расстреливать британца главным калибром, без труда удерживая безопасную дистанцию.
Наступала агония. Крейсер полностью потерял управление, его развернуло лагом к волне и почти положило на правый борт. Уцелевшие англичане начали прыгать за борт, хотя шансов выжить в ледяной воде у них почти не было.
Наконец корабль вдруг резко лег на борт и, накрытый очередной волной, исчез под водой, которая почти мгновенно сомкнулась на образовавшейся на месте гибели корабля воронкой. Развернувшийся русский крейсер прошел над этим местом, стараясь выловить из воды уцелевших англичан. Всего удалось подобрать четверых, один из которых умер сразу после того, как его подняли на борт. Спасенных, среди которых оказался и Патрик МакАллистер, отволокли в лазарет. Там их сразу растерли спиртом и еще силой влили по чарке внутрь. Закутанные, каждый в несколько одеял, британцы сидели на кроватях, безразлично смотря куда-то вдаль…
Между тем, крейсера «Адмирал Нахимов», «Дмитрий Донской» и «Штеттин», в сопровождении эскадренного транспорта снабжения «Вятка» и призового «купца» «Вилль де Пари», продолжили свой путь, идя курсом на Вильгельмсхафен.
Австрийский фронт. Галиция, г. Тарнув. Январь 1910 г.
«Город Тарнув – самый скверный городишко во всей Галиции. Скучный и унылый. Из интересного – только вокзал, да пара костелов. Обыватели городские представлены в основном двумя типами: недолюбливающими русских поляками и подлизывающимися к русским жидами…», - дописав последнее предложение, ротмистр Гаврилов аккуратно промокнул написанное и убрав промокашку в специальную папку на столе, закрыл дневник.
С наступлением осенней распутицы и зимы боевые действия как-то незаметно угасли и войска принялись строить оборону там, где их застала зима. Особенно досталось пехоте, вынужденной грызть окопы в замершей земле. Кавалерию же отвели в резерв. Именно поэтому Михаил Пафнутьевич сейчас сидел в теплом кабинете штаба. И теперь, вместо надоевшей уже сортировки поступающих из штаба корпуса телеграмм, пытался написать нечто оригинальное в заведенный им недавно дневник. На лавры бывшего артиллерийского офицера[2] он не замахивался, но учитывая знакомства в издательском доме Сытина, можно было хотя бы повторить успех Куропаткина с его «Покорением Туркестана».