Со вторника он не обедал дома, а в пятницу явился домой, явно показывая, что голоден, и Она зажарила ему кусок свинины и подала несколько сортов сыра. Как и завтраки, обед проходил в полном молчании, нарушаемом лишь звяканьем посуды. После обеда он сел у камина с сигарой и стаканом портвейна, а она занялась мытьем посуды. Вернувшись в гостиную, она заметила, что он читает «Боксерские новости», купленные ею сегодня. Он поднял голову, заметил ее взгляд и смущенно проговорил:
— Они высоко отзываются о Брауне, или о Воспере, они о нем высоко отзываются в этой вашей газете. Значит, поражение не причинило ему большого вреда. Он должен быть благодарен — получил возможность выдвинуться.
Она ответила, повторяя Годфри:
— Сломанный нос, восемь швов на щеках, два на лбу, сотрясение мозга, только и всего. За это, несомненно, стоит благодарить.
Энджелл уронил газету на пол и отпил глоток портвейна. Он упустил из виду, что ему не следует касаться этой темы чем дольше, тем лучше. Говори о чем угодно. Хвали ее платье, ее кулинарные способности, ее прическу. Он не должен рисковать своим будущим. Но теперь тема была затронута, вскрыта, словно вена. Теперь слабый аргумент Энджелла грозил перейти в сильное кровотечение.
— Я с ним вчера виделась, — сказала она.
Страх и ненависть душили его, но он упрятал их поглубже, чтобы они не обнаружились.
— Он в больнице Бетнал-Грин, — продолжала она.
— Этого следовало ожидать.
— Чего?
— Того, что вы к нему пойдете.
Она налила себе портвейна. Она не любила портвейн, слишком сладкое, приторное вино — символ обеспеченного существования.
— Ему все известно. О вашей договоренности с Джудом Дэвисом.
Стало так тихо, что было слышно, как в ванной пробили десять старинные французские часы из золоченой бронзы.
— Ничего не понимаю. Вы все придумываете. Что вы ему сказали?
— Ничего. Сделала вид, что ничего не понимаю. Но он все знает или догадывается, как и я. Он сказал, что рассчитается с вами обоими.
Энджелл поставил стакан на стол. Его сигара тлела в пепельнице.
— Я никогда не встречался с Дэвисом, не знаю даже, как он выглядит. Просто Браун страдает манией преследования. К тому же, как это он может с нами рассчитаться? Так вы, кажется, выразились?
— Мне кажется, тем же способом, что и вы с ним, — с издевкой заметила Перл.
Лицо Энджелла побледнело. Словно кровь вдруг схлынула в другое место, где в ней была большая нужда. Он застыл на своем стуле.
— Что за абсурд, — храбро заявил он. — Мы живем в цивилизованном обществе.
— Неужели?
— Человека могут отдать под суд за одни лишь угрозы. В некоторых случаях за угрозы могут даже отправить в тюрьму. Брауну следует выражаться поосторожней.
— Я ему так и сказала.
— Сказали, чтобы он был поосторожней?
— Да.
— И что он ответил?
— Не обратил никакого внимания. Абсолютно никакого.
Снова наступило молчание, часы в гостиной тоже пробили десять. Новая, внезапно возникшая опасность связала ему язык. Ему самому, а не его собственности угрожает физическая опасность. Что-то невероятное.
— Разумеется, это ерунда, — уверенно сказал он. — Пустые слова.
— Я тоже так думаю.
— Но и в пустых словах видна его зверская натура.
— А разве мы все не звери? — спросила Перл.
У них были билеты на концерт в Альберт-Холл в воскресенье, но она отказалась идти. За полчаса до концерта он отправился туда и попытался продать билеты. Это ему не удалось, и он сам пошел на концерт, Чтобы хотя бы не терять один билет. Когда концерт окончился, на улице уже стемнело, и он взял такси и поехал домой. Он не знал, давно ли Годфри вышел из больницы. Но понимал, что теперь ему, видимо, долгое время придется ездить домой на такси.
В понедельник утром он на час опоздал в контору, но, придя, тут же позвонил Винсенту Бирману. Бирмана он не застал, но тот сам позвонил ему в двенадцать, и они условились вместе пообедать.
Узнав, как развиваются события, Бирман сказал:
— Что касается меня, то я был нем как рыба. Вы меня знаете. Я не из болтливых. А Джуд Дэвис, как вы понимаете, не проговорится. Он рискует лицензией. Браун может только догадываться, а как он догадался, это уж не мое дело. Откуда вам известно, что он вас обвиняет?