— Вы часто выступаете на ринге? — спросила она.
— Не так часто, как хотелось бы. Это все из-за моего дурачка-менеджера: ему бы не мешало побольше кумекать. Иногда я подрабатываю в тренировочном зале. У первоклассных боксеров всегда есть чему поучиться, но за это получаешь всего два фунта за раунд; не очень-то разживешься.
— А сегодня? — Она указала на помятые бумажки, которые он засовывал в задний карман брюк. — Это вы сегодня столько заработали?
— Что? Это? Угу. Пятьдесят фунтов. Неплохой заработок за пятнадцать минут, а? Ничего, настоящие денежки потекут ко мне в будущем.
Она задумчиво сдвинула брови.
— Но вы, наверное, очень часто выступаете. Иначе откуда у вас такая шикарная машина?
Он засмеялся своим отрывистым хрипловатым смехом:
— Ну как, трогаемся?
— Да, да, пора.
Они вышли из ресторана и направились к машине.
— Ну как, теперь домой?
— Да, пожалуйста.
Вечер был безветренный, хотя и сыроватый, и она с удовольствием села внутрь и откинулась на мягкую спинку сиденья.
— У вас есть еще и другая работа? — спросила она.
— Вы угадали. Смышленая девочка.
Он включил свет и повернул зеркало, чтобы разглядеть свое лицо.
— Немного распухло, только и всего. Ни за что не скажешь, что я дрался на ринге, верно? Так вот и получается: тот, у кого голова на плечах, никогда и царапины не получит.
— А чем вы еще занимаетесь, Годфри?
— Что я за это получу, если скажу?
— Старая пластинка, смените на другую.
— Хоть и старая, но хуже не стала, а?
— Эта машина ваша собственная? — спросила она. — То есть я хочу сказать…
— Даже если и не собственная, какая разница? Я получил ее вполне законным путем. И могу пользоваться ею, когда захочу. Слово Годфри.
— Я не сомневаюсь, — поспешно ответила она. — Извините, что спросила. Это совсем не мое дело.
— А почему бы и нет, Устричка. Бокс — это моя жизнь, и, можете мне поверить, тут я на пути наверх. Как только я добьюсь успеха, деньги потекут ко мне рекой. Можно моментально заработать пятнадцать — двадцать тысяч. Знаете, с той субботы, когда мы познакомились, я все о вас думаю.
— Но вы, наверное, и теперь неплохо зарабатываете? Вы так одеваетесь, так швыряете деньгами…
Он сказал:
— Я много о вас думал, вы слышали? Это что-нибудь для вас значит? Хотите со мной встречаться?
Она открыла перчаточный ящик, так, от нечего делать, но не нашла сигарет.
— Я пока не испытываю желания стать чьей-либо постоянной подругой.
— Сколько вам лет?
— Скоро двадцать.
— А мне двадцать три. Почему бы и нет? Почему вы не хотите со мной встречаться?
— Так просто… просто мне не хочется.
— Хотите сигарету?
— У меня есть в сумке, благодарю.
— Вы мне кажетесь какой-то особенной, Устричка. Я ради вас готов на многое.
Ей удалось привести в действие зажигалку. Ее кончик засветился красным огоньком, и Перл затянулась сигаретой.
— Как насчет встречи на той неделе?
— Я еду в отпуск — походить на лыжах.
У него вырвалось презрительное:
— Ах вот как! Наверное, с этим хлюпиком Нэдом Маккри?
— Нет, я еду с Хэйзел и Крисом. Компанией походить на лыжах.
— А когда вернетесь, встретимся?
— Да… да, конечно, я не против. Но — вы человек загадочный.
Он с покорным видом вздохнул, выключил свет внутри, тронул машину. Минут пятнадцать — двадцать они блуждали по яркоосвещенным забитым машинами южным окраинам Лондона. Он вел машину неровно, рывками, то и дело нахально перегоняя вереницу машин, на что, в знак протеста, они сигналили фарами, а потом вдруг начинал тащиться с ленивым видом, словно старался убить время или не знал дороги. Весь вечер он был как-то больше напряжен, чем в их первую встречу; эта напряженность не исчезла после боя. Он все еще был как натянутая струна, грозный, таящий опасность.
— Загадочный человек, — повторил он спустя десять минут, словно эти слова не давали ему покоя. — Ничего тут нет загадочного, разве только неясно, откуда у меня все эти штучки. Вы типичная женщина. Не будьте такой.
— Прошу прощения.
— Вы ведь не типичная. Вы особая. Понимаете? Ну, что вы хотите узнать?
— Ничего. Честное слово. Это все пустяки. Мне просто казалось, что вы зарабатываете одним боксом или еще чем-нибудь вроде этого.
— Кому удается прожить одним боксом? Может быть, двум-трем боксерам в любой весовой категории. А остальные… так вот, остальные вынуждены подрабатывать. Что тут плохого?
— Ничего. Абсолютно ничего.