Как особый, самостоятельный период рассматривает энеолит на сибирских материалах и М.П. Грязнов, отмечая, что в Южной Сибири он совпадает с другим важным нововведением — земледелием и скотоводством (Gryaznov M.P., 1969, р. 45–46). В развитие подобного подхода в литературе было предложено стадию архаической производящей экономики на материалах Ближнего Востока и Средней Азии именовать неолитической, а время сложившихся земледельческо-скотоводческих культур, когда широко входит в употребление медь, существенно потеснившая кремень, — энеолитическим (Массон В.М., 1964, с. 84; Средняя Азия…, 1956, с. 8–9).
Новые археологические материалы ясно показывают, насколько устарело формально-семантическое понимание энеолита, особенно после открытия медных изделий в малоазийских памятниках VIII–VII тысячелетий до н. э. — Чатал-Гуюке и Чейюнютепеси. Однако первое применение меди или даже открытие ее плавки, стимулированные успехами раннеземледельческих племен в сфере теплотехники, не привело на начальных этапах к изменениям в составе орудий труда, определяющих основные отрасли хозяйства южных племен — земледелие и скотоводство. Производительность использовавшихся в этих сферах кремневых, костяных и роговых орудий труда, как показывают экспериментальные исследования, была весьма высока и, надо полагать, определенное время удовлетворяла потребности ранних земледельческо-скотоводческих обществ (Коробкова Г.Ф., Массон В.М., 1978, с. 105).
Вместе с тем не приходится умалять значительную роль металла в развитии технологии и хозяйства древних обществ в целом. В этом отношении показательно выступление С.С. Березанской, направленное на отрицание роли металла в общественном прогрессе вообще. Справедливо указывая на то, что металл по техническим качествам не мог заменить камень, автор поспешно заключает, что он «практически ничего не давал для развития экономики» (Березаньска С.С., 1971, с. 9). Если исходить из формально-семантического понимания терминов «энеолит» и «бронзовый век», то позицию С.С. Березанской в известной мере можно понять, но и в таком случае сами по себе хозяйственная роль и значение металлургии оказываются неоправданно приниженными. Экономический эффект новых металлических изделий в такой решающей сфере, как производительность труда, определяется четырьмя обстоятельствами. Во-первых, воспроизводство в металле традиционных типов орудий повышало их рабочую эффективность (Семенов С.А., 1963; Рындина Н.В., 1971, с. 7). Эксперименты с каменными и медными теслами показали, что вторые по количеству времени, затраченного на изготовление из дерева лодки-долбленки, на 25 % эффективнее, не говоря уже о качестве работы. Во-вторых, пластичность меди, применение разных способов отковки и отжига рабочего лезвия позволяли получать орудия неизвестной ранее высокой эффективности, особенно при обработке дерева и кости, при доведении до конца разного рода тонких работ по этим материалам (Gryaznov M.P., 1969, р. 46). Выдающимся нововведением энеолита назвал М.П. Грязнов и рыболовный крючок (Gryaznov M.P., 1969, р. 46). В-третьих, на первых порах металлические инструменты положили конец чрезмерной дифференциации форм кремневых орудий. Медный нож одной и той же формы, а иногда просто один и тот же с успехом мог использоваться при целом ряде операций, выполнявшихся различными вкладышевыми орудиями (Семенов С.А., 1969, с. 14). В-четвертых, и это обстоятельство часто упускается из виду, большую роль сыграла высокая эффективность самого процесса изготовления медных изделий, особенно с внедрением литья, позволившего массовое тиражирование объектов. Повышение производительности труда в этой сфере в немалой степени должно было способствовать общему экономическому прогрессу.