Размышляя надо всем этим, я спустился вниз. Отказался от машины, которую Лидия вызвала для меня, и под проливным дождем зашагал по мокрым улицам, дыша очистившимся воздухом Америго-сити, родного моего города, который после многомесячных конвульсий в петле палача вновь задышал полной грудью.
На улицах, площадях, во дворах толпился народ. Словно под благодатным душем, люди стояли под дождевыми струями. Дети шлепали по лужам, старики молитвенно вздымали руки к небу, матери держали обнаженных младенцев под теплым дождем, словно бы заново совершая обряд крещения.
Стайфлитники из центральной больницы спустились во двор и медленно бродили по мокрым аллеям, бескровными губами жадно вбирая воздух в разрушенные легкие.
Появились люди с гитарами, индейцы запели древние обрядовые песни, девушки принялись танцевать, их широкие юбки развевались над не тронутыми солнцем ногами...
А я неторопливо шел в толпе, засунув чек во внутренний карман, чтобы не намок, а газету в наружный - чтобы ее видели все-все.
Я был счастлив. Я победил.
Так, во всяком случае, мне тогда казалось.
2. Энерган
Дома меня ждала Клара. Помолодевшая, веселая, она прибирала комнаты, распахнув настежь все окна. На моем письменном столе высилась груда экземпляров "Утренней зари", а в баре стояла батарея давно забытых натуральных напитков - целое состояние. Ликующе улыбаясь, жена показала мне холодильник: он был битком набит продуктами - мясо, сыр, пирожные, салаты, тоже все натуральные, а не синтетические, только апперы могли себе позволить такую роскошь.
- Это на те пятьсот долларов, - сказала она. - И еще я немного послала детям.
- Мне никто не звонил? - спросил я.
- Джонни Салуд с телевидения. Просил сразу, как приедешь, связаться с ним. По поводу какого-то договора... Были и еще звонки, незнакомые. Спрашивают, есть ли доля правды во второй половине повести. О ней и по радио сообщили, очень хвалят, а только что по телевидению выступал Дон Хуан, литературный критик, помнишь? Усатый, ну он еще обычно все новые книги поносит, а про "Энерган" сказал, что давно уже не читал такой хорошей повести. Превозносил богатство твоего воображения. Жанр фантастики, мол, в последнее время чахнет, а ты влил в него новые жизненные силы...
Я скептически покачал головой. Еще не успев выйти, моя повесть привлекла внимание критики! Что-то тут не так. Мое пресловутое "воображение" помогло мне различить за всем этим руку Мак-Харриса. Его щупальца проникли всюду, в том числе на телевидение и радио, а ему было нужно во что бы то ни стало внушить читателям, будто история с энерганом - чистый вымысел. Пожалуй, Мак-Харрис вовсе не так уверен в себе, как пытался внушить мне час назад. "Вскорe мы все поймем. Наш приятель Командор уже разнюхал кое-что..." Судя по всему, "наш приятель" явно еще ничего не разнюхал.
Тем не менее в соответствии с той ролью, какая была мне отведена, я позвонил в телецентр "Америго-2" и попросил к телефону Джонни Салуда. С Джонни мы когда-то работали вместе и строчили свои репортажи в одной комнате, но он вовремя почувствовал, куда дует ветер, ушел из газеты на телевидение, стал телерепортером, потом режиссером и сценаристом, а в последнее время прослыл одним из самых влиятельных продюсеров. Он специализировался на сенсационных материалах и вот уже три года раз в неделю передает их в эфир, что сделало его одной из популярнейших личностей в стране.
Услыхав мой голос, Джонни затрещал как пулемет:
- Тедди, салуд! (Словечко "салуд", что по-испански значит "привет", не сходило у него с языка, из-за него он и получил свое прозвище.) Где ты пропадаешь? Мы тут прочли твой опус и решили, что из него можно сделать потрясающий сериал, десять серий, накрутим за несколько недель - и салуд! А ты тем временем пошевелишь извилинами и подкинешь нам продолжение. Что ты на это скажешь?
Я что-то невнятно пробурчал в ответ, а он, не слушая, продолжал:
- Можешь сам читать текст от автора или даже играть самого себя, если в тебе есть искра божья. Слегка подгримируем - и салуд! Пять тысяч монет за серию. Джонни Салуд не жмот, ты это знаешь, а для старых друзей и коллег он всегда раскошелится. От тебя требуется одно: отбояриться от всех других предложений, наше дубье только и ждет, как бы прибрать к рукам гениального парня, выжать его как лимон, а потом дать ему коленом под зад и выкинуть на помойку...
Мне с трудом удалось вклиниться в одну из пауз:
- Джонни, твое предложение так неожиданно, дай подумать, я в жизни не писал сценариев...
- Понимаю, понимаю, держишься за свою золотую жилу. Я бы тоже на твоем месте... Ладно, так и быть, семь тысяч за каждую серию, но ни центом больше, иначе старик Джонни вылетит в трубу - и салуд! Ха-ха-ха! Жду, приезжай, обмоем наш договор. У меня есть французский коньячок. Натуральный. Салуд!
Предложение Джонни меня и обрадовало и встревожило: с какой целью Мак-Харрис осыпает меня манной небесной со своих немыслимых вершин?
Впрочем, к черту сомнения и колебания! К черту Мак-Харриса! Клара, обедать!
Помнится, на обед у нас в тот день были отбивные, вино, кофе - все натуральное. За этим приятным занятием нас и застал Панчо.
- А-а, вот чем набивают животы преуспевающие журналисты! - с привычной грубоватой шутливостью начал он, но я уловил в его голосе тревогу. От предложения пообедать с нами он отказался. - Слушай, - продолжал он, - ты не собираешься помыть машину? Смотри, как льет! - И знаком велел мне выйти следом за ним во двор.
Дождь уже переставал, но я взял щетку и принялся надраивать машину. А Панчо включил приемник - зазвучала элегическая мелодия нового модного танца "Стайфли, беби, не целуй меня, не души..." - и только тогда заговорил:
- Ко мне приходили.
- Кто?