- Однако нам хотелось бы услышать обо всем из ваших уст, - продолжал он, бросив быстрый взгляд на Алехандро. - Видите ли, у нас небольшие расхождения в оценке некоторых фактов. А вы очевидец и к тому же главный герой...
- Какой я герой! - с горечью проговорил я. - Не герой, а марионетка в ваших руках... и в руках Мак-Харриса... Слуга двух господ, если можно так выразиться.
- Со временем вы поймете, что это не так. Вы сыграли большую роль - хотя бы уже тем, что сделали достоянием потомков рассказ о нашей великой битве.
- Но я почти ничего не знаю!
- До конца ее не знает никто... в том числе мы сами. Хотя рассчитываем, что все будет так, как мы задумали.
- Мне ваши замыслы неизвестны. Я могу лишь догадываться...
- Мы откроем вам наши замыслы. Для того, собственно, и пригласили вас чтобы обсудить дальнейшее ваше участие. Потому что считаем вас, сеньор Искров нашим союзником.
- Сеньор Белый Орел... - перебил я.
- Друзья называют меня Агвилла Бланка***** или просто Агвилла, - в свою очередь перебил он меня. - А мы с вами уже друзья, не так ли? Я неуверенно кивнул - было трудно столь фамильярно обращаться к человеку, который казался мне необыкновенным.
- А меня вы можете называть Анди, - сказал Алехандро. - Запомнили? Анди. И на "ты". Идет?
- В таком случае я для вас просто Тедди. Анди поднял бокал с кукурузным напитком и чокнулся со мной:
- Договорились, дружище! На всю жизнь! Мы осушили бокалы. Анди с необыкновенной легкостью перешел со мной на "ты" и называл не иначе, как Тедди. Агвилла же почти до последней минуты держался официально. Так и не дал мне местечка в своем сердце. Из гордости или застенчивости - не знаю. И если он еще жив и когда-нибудь прочтет эти строки, пусть знает, что я полюбил его...
- Вы считаете меня своим союзником, - сказал я, возвращаясь к прерванному разговору. - Но могу ли я действовать заодно с вами, зная, что мои жена и дети в руках Командора? Каждый мой шаг, так или иначе противоречащий интересам Мак-Харриса, означает для них гибель.
- Знаю, - сказал Агвилла. - И сделаю все, чтобы они не пострадали.
- Не представляю, каким образом.
- Есть способы...
- Вы не знаете Мак-Харриса!
- Я не знаю Мак-Харриса? - Агвилла рассмеялся и стал удивительно похож на своего отца. - Вряд ли кто знает его лучше меня, хотя видел я его всего несколько раз и к тому же давно... И все-таки расскажите нам обо всем. Обо всем!
Я мысленно перенесся в "Конкисту". Вспомнил, как Мак-Харрис, уставив на меня свой безжизненный глаз, требовал: "Сейчас вы расскажете нам обо всем, что произошло с вами начиная со второго августа! Мы должны уничтожить эту Надежду в самом зародыше. Прежде, чем она проникла в сознание людей..." И вот сейчас я у истоков этой Надежды, и тот, кто ее породил, тоже требует от меня отчета о происшедшем.
- Расскажите, каким образом вы обнаружили номер нашего радиофона, как погиб мой старый учитель Зингер. Мой брат его не знал и Мак-Харриса тоже никогда не видел. Он был малышом, когда... Впрочем, говорите, сеньор Искров, прошу вас.
Он сказал "прошу", но черные глаза не просили, а приказывали, и мне оставалось только повиноваться. Я говорил долго, до глубокой ночи, несмотря на усталость.
Доминго Маяпан и Агвилла слушали молча, но Анди, натура пылкая, нетерпеливая, то и дело перебивал меня, забрасывая вопросами. Его интересовало все: и политическая жизнь Веспуччии, и соотношение сил между Мак-Харрисом и Командором, между Командором и апперами; он расспрашивал о профессоре Моралесе, о забастовке рабочих-нефтяников, хотя, как мне казалось, все это не имело прямого отношения к энергану. К моему удивлению, Анди был неплохо осведомлен о положении в стране и делал неожиданные выводы из вполне безобидных, на мой взгляд, фактов. Достаточно сказать, что в забастовке нефтяников он усмотрел страх перед энерганом, боязнь потерять работу. Удивительно, но эти же доводы приводил и Мак-Харрис. Формулируя свои выводы, Анди с торжеством поглядывал то на отца, то на брата.
- Анди помешан на политике, - с некоторой досадой проговорил Агвилла. - Он слишком полагается на толпу, а толпа идет туда, куда ее поведут. Как историку моему брату полагалось бы знать это лучше других. После революции 1789 года французский народ намеревался распространять по Европе новые идеи, а через некоторое время тот же народ побежал, точно стадо овец, за Наполеоном покорять другие страны... А Гитлер? Одураченные немцы, сражавшиеся в Берлине до последнего патрона? Нет, политика - дело ненадежное. Оставим ее Эль Капитану и Рыжей Хельге.
Анди порывисто вскочил:
- Да я вовсе не на стороне динамитеросов, пойми же наконец! Они разделяют народ, провоцируют столкновения, создают ненужные осложнения... И нельзя целиком оставлять политику Рыжей Хельге... - он улыбнулся, - как бы ни была она хороша собой.
- Я вовсе не нахожу, что она так уж хороша, - возразил Агвилла. - Если судить по тому, что мы видели по телевидению, в ней есть что-то отталкивающее. К тому же эта вечная сигарета в зубах...
- Нравится она нам или нет, но Рыжая Хельга оказывает безграничное влияние на Эль Капитана, а тем самым на всех левых экстремистов. Последний же арест и освобождение сделали ее чуть ли не национальной героиней. Шутка ли - заставить пойти на попятный самого Командора!
- Ее обменяли на министра обороны, - напомнил я.
- Разве это не свидетельство ее веса в политической жизни страны, особенно в кругах экстремистов? - настаивал Анди. - Лично я не сомневаюсь, что ее авторитет будет расти не только в этих кругах, но и в народе, который ты, Агвилла, поносишь совершенно напрасно.
Старший брат положил на стол руку, и младший тут же умолк.
- Я думаю так, - сказал Агвилла. - Предоставим экстремистам всех толков самим выпутываться из той каши, которую они заварили. Если наш энерган поможет им, тем лучше. У нас пока свои проблемы, ими мы и должны заниматься. Я хотел бы еще послушать сеньора Искрова. Впрочем, вы, должно быть, устали и хотели бы лечь? Ну, конечно, как это негостеприимно с моей стороны! Но у нас так редко бывают гости... - Он поднялся. - Продолжим завтра.
Откуда-то снизу донесся глухой гул, напоминавший звуки низкого органного регистра. Лампа под потолком заходила ходуном. Я вздрогнул. Агвилла улыбнулся:
- Не обращайте внимания, сеньор Искров. Здесь такое случается ежедневно. Но не зря же мои далекие предки строили жилища с такими толстыми стенами и придавали дворцам и храмам форму пирамид. Нам ничего не грозит. Можете спокойно ложиться спать, Доброй вам ночи. Не торопитесь рано вставать, я все равно буду очень занят, по крайней мере до полудня, если только... - Он снова заулыбался всеми своими ямочками - ... если только вам не захочется помочь Вам. Увы, рабочих рук не хватает. А между тем в Веспуччии безработица... Смутно представляя себе, в чем может заключаться моя помощь, я все же вежливо сказал: - С удовольствием помогу. Доброй ночи! Я долго не мог уснуть, сквозь дремоту перебирал в уме все, что увидел и услышал в этот вечер. Главного я по-прежнему не знал, многого не понимал, в еще большем сомневался. Но одно уяснил: в этой необычной семье, состоявшей из чистокровного индейца, истинного ученого, и двух его сыновей от смешанного брака - химика с авторитарными наклонностями вождя и историка, придерживающегося революционных взглядов, - в этой семье нет единодушия в вопросах политики. Они и сами не знали, какие формы должна принять их борьба. Более того, между ними назревал конфликт чреватый осложнениями.