- Скорее, мальчики! - поторопил я. - Опоздаем на поезд.
Чемоданы были уже уложены. Я зарядил детские маски свежими кислородными патронами, заставил их надеть, на грудь каждому повесил медальончик с номером - иначе в толчее не различишь собственных сыновей.
- Готовы? - крикнул я, словно бегунам на старте.
- Готовы! - прозвучал ответ. Я подошел к двери и поднял руку - так начиналась наша ежедневная и, увы, очень серьезная игра.
- Три... два... один... Ноль!
Я приоткрыл дверь. Клара и мальчики выскользнули на улицу, а я поспешил захлопнуть за ними дверь и вернулся на кухню. Проверил, хорошо ли закрыты окна (зря проверял - они у нас всегда плотно закрыты), потом потуже завернул кран питьевой воды: каждая капля стоит цент. Кран воды для мытья тоже завернул до отказа. Впрочем, водомеры показывали мизерные цифры: мы давно уже не мылись водой, а протирались разными пахучими дезинфекционными жидкостями, горячо рекламируемыми по телевизору мадам Эрмозой. Выключил также электричество. И под конец проверил кран кислородопровода. Счетчик показывал самый низкий расход кислорода за многие месяцы: всего на 23 доллара. В добрые старые времена, когда я еще имел работу, стрелка доходила до 120 долларов. Тогда мы буквально "объедались" кислородом. Но когда у тебя в кармане всего-навсего 17 долларов...
Закончив все манипуляции, я смочил носовой платок содовым раствором и выскочил на улицу.
Тотчас в лицо, точно кулаком, ударил стайфли - тяжелый, горький, терпко пахнущий смог, густая смесь двуокиси серы, свинцовых аэрозолей, сероводорода, фенола, окиси углерода, альдегидов, хлористых углеводородов и бог весть еще каких газов, испарений, химикалий и всяческих мерзостей, известных в Америго-сити даже мальчишкам. Прижав к носу мокрый платок, я двинулся вслед за Кларой и детьми и на ходу вынул из почтового ящика конверт. Обычный голубой конверт с обычной маркой, адрес напечатан на обычной пишущей машинке.
Этот конверт и послужил началом невероятнейшей истории, которая не только перевернула всю мою жизнь, но явилась причиной многих невиданных взлетов и падений моего несчастного отечества...
Я не сразу распечатал письмо, а рассеянно сунул в карман, поглощенный мыслью о том, как бы поскорее уйти подальше от этого небезопасного места. Возле нас во мгле, точно привидения, сновали люди, где-то за углом проносились тяжелые полицейские машины, языки пламени озаряли Рио-Анчо, тупо палили винтовки.
Я потянул детей к ближайшей станции метро, где в туннелях из-за сильных сквозняков воздух был чуть чище и откуда я рассчитывал быстро добраться до Центрального вокзала.
Но, очевидно, не я один рассчитывал на метро, ибо когда мы подошли к станции, лестница оказалась забитой сверху донизу, до последней ступеньки. Мы направились к следующей станции. Однако чемоданы были тяжелые, стайфли все больше насыщался клубами дыма от пожаров, и я еле передвигал ноги, а боль в затылке пронизывала меня всего насквозь, отдаваясь даже в позвоночнике.
Зато дети, освеженные кислородными масками, вприпрыжку бежали со мной рядом. Там и тут другие дети бегом направлялись к метро - возможно, они тоже ехали на Снежную гору, понять было невозможно. Лица у всех были скрыты под масками с уродливыми резиновыми хоботами и большими застекленными отверстиями для глаз, что делало их похожими на марсиан.
Клара тоже быстро шагала вперед: в подобных случаях женщины выносливее мужчин. Впрочем, ее, должно быть, подбадривала мысль о том, что через час она будет на своем рабочем месте в довольно чистых и снабженных кислородом помещениях "Вита-Синтетики", самой крупной фирмы по производству синтетического белка.
Нас обгоняли запыхавшиеся велосипедисты, мотоциклы, автомобили. Но больше всего было пешеходов, не отнимавших от лица платков, пропитанных раствором соды, одеколоном или теми препаратами, которые без устали рекламируются средствами массовой информации. Время от времени мимо с душераздирающим воем проносились санитарные машины, подбиравшие трупы скончавшихся от стайфликоза людей: они лежали на тротуарах или у подъездов, застыв в самых разных позах, но у всех рот раскрыт в надежде вдохнуть последний глоток воздуха.
Сбоку, вдоль домов стояли бесконечные ряды автомобилей, покрытых толстой тускло-ржавой коростой, которой стайфли щедро покрывал каждый квадратный сантиметр в Америго-сити. Многие автомобили уже давно не покидали своей вынужденной стоянки, среди них и мой фордик. Только апперы и близкие к ним слои населения могли позволить себе роскошь покупать сверхдорогой бензин. А теперь, после повой акции динамитеросов, он, скорее всего, еще больше подскочит в цене.
Впереди, метрах в ста от нас, замерцали тусклые огни метро. Но я был уже на пределе сил. Стайфли душил меня, легкие раздувались, и в подсознании всплывало отвратительное видение: виселица, палач... Еще несколько шагов, и я упаду, потеряю сознание, и если не скончаюсь тут же и не окаменею, как те несчастные перед подъездами, то меня отвезут в ближайший стайфликозный центр, где дадут несколько милосердных капель кислорода и сунут в рот таблетку форсалина. А может, и ничего не дадут, как поступают с тысячами других, погибающих от закупорки легких...
- Тебе плохо? - откуда-то издалека донесся до меня шепот Клары. - Надо было надеть маску...
Маску? Прекрасно! Однако для маски нужны кислородные патроны, а для кислородных патронов нужны серебряные доллары...
Вслух я ничего не сказал, не было сил, ноги подкосились, и я рухнул ничком. Но сознания не потерял, по крайней мере мне показалось, что не потерял, потому
что я чувствовал, как Клара поднимает меня и с помощью детей тащит к соседней кислородной будке. С трудом втолкнув меня внутрь, она захлопнула дверь и плотно прижала к моим губам респиратор. Потом вынула из сумочки серебряную монету и сунула в прорезь автомата - процедура, которую она много раз проделывала и со мной, и с детьми, и с самой собой и которую ежедневно проделывают тысячи людей в Америго-сити. Мгновение - и жизнь вновь хлынула в мои легкие, благословенный, сладостный", желанный кислород, вкус которого я почти забыл...
Сколько это продолжалось, секунды или часы, не помню, хотя отлично знаю, сколько времени работает кислородный автомат за один серебряный доллар: три минуты. Механизм щелкнул, и шуршание живительного потока прекратилось. Я выпрямился, боль в затылке поутихла, ноги уже не подкашивались.