Меня чуть не затрясло от злости. Никто не позволял себе так надо мной издеваться!
Анди, видимо, заметив мое состояние, поспешил вмешаться:
- Друзья, мы очень устали, весь день в дороге. А наш гость, сеньор Кассиди, к тому же и голоден.
- Нет, нет, сеньоры! - запротестовал Кассиди. - Вы меня не знаете. Я совершенно не хочу есть. Только пить. Умоляю, верните мою фляжку. Я сразу воспряну духом.
Анди вынул из кармана плоскую флягу, Дуг с жадностью прильнул к ней. Потом вздохнул с облегчением:
- Вот теперь можно и закусить и вздремнуть.
- Но сначала я хотел бы отблагодарить вас за услугу, которую вы нам оказали, - сказал Анди. - Вы рисковали жизнью...
- Ерунда! - заскромничал Дуг. Анди вышел и вскоре вернулся с обсидиановым ножом в руке.
- Сеньор Кассиди, этот нож - большая драгоценность. Ему почти три тысячи лет. Он принадлежал нашим далеким предкам, толтекским вождям. Примите его в дар от нас. Пусть он служит лишь для того, чтобы резать хлеб и сыр.
- С помощью божьей! - усмехнулся Дуг, рассматривая красивый, сверкающий, гладкий нож. Таким же длинным и острым ножом Мак-Харрис убил Еву Маяпан.
4. Любовь и Ясимьенто
Основательно выпив и закусив, Дуг Кассиди удалился в отведенную ему комнату и с чувством хорошо исполненного долга безмятежно захрапел. Доминго Маяпан последовал его примеру. Встреча с заклятым врагом так подействовала на старика, что Анди пришлось дать ему снотворное и уложить в постель.
Эль Гранде тоже покинул нас. Постелил соломенный тюфяк перед дверью в склад, где был заперт Мак-Харрис, и лег, не выпуская автомата из рук. Надо полагать, он всю ночь не сомкнул глаз.
Вскоре опять послышался гул самолетов-разведчиков, прочесывавших джунгли. Поэтому Анди отключил в радиокабине всю аппаратуру и всюду погасил свет. Смолкнул даже равномерный гул генераторов, питавших приборы и машины в Эль Темпло.
Над бывшей резиденцией толтекских властителей воцарилась тишина, нарушаемая только глухими звуками ночи. Над плато всплыла яркая луна, залившая призрачным светом руины под аркой. Ее лучи проникли и в столовую, осветив прекрасное лицо Хельги.
- Друзья, - сказал Анди, - отложим наш разговор до завтра, когда отец успокоится. Мак-Харрис все равно уже здесь. Что до меня, то я ложусь спать.
Да, Мак-Харрис был здесь. Для Агвиллы и его отца это, вероятно, означало конец битвы, но не для Анди, Эль Капитана и Рыжей Хельги! У них были иные, далеко идущие планы, и выполнение этих планов зависело от множества обстоятельств.
А как обстояло дело со мной?
Похищение Мак-Харриса и передача его в руки Маяпанов, осуществленные по приказу Эль Капитана, в принципе должны были бы усыпить мои смутные подозрения и тревогу, вселить доверие к динамитеросам вообще и к Рыжей Хельге в частности. Но почему-то присутствие Мак-Харриса в Эль Темпло не принесло мне желанного спокойствия. Возможно, причиной тому служили грозный гул самолетов и утреннее землетрясение. А может, слова Хельги относительно золота. Но ведь она сама призналась, что молола всякий вздор?
Так или иначе, делать мне в столовой тоже было нечего, и, попрощавшись, я направился к себе и лег спать. Но мне не спалось. Луна светила так ярко, из джунглей доносилось такое благоухание, тишина была такой звонкой! Я долго ворочался в постели, в голове беспорядочно теснились всевозможные образы, и в каждом из них мне виделась рыжеволосая голова Хельги.
И вдруг я услышал ее голос.
В первый момент мне показалось, что он звучит только в моем полусонном мозгу, но нет, он был отчетлив, вполне реален и проникал в окно со двора этот глубокий, чуть хрипловатый голос.
- Удивительно, что такой умный и сильный мужчина, как вы, Агвилла, согласился провести столько лет отшельником, вдали от мира, радостей жизни, людей... Не ведая любви. Вы обокрали собственную молодость...
- Я так не думаю, - шепотом отвечал Агвилла. - Все эти годы я жил полнокровной, очень интенсивной жизнью. У меня была великая цель, была борьба. И, кроме того, меня удерживала здесь клятва, данная отцу.
- Никакая клятва не может заставить человека пожертвовать собой ради чего-то, что давно кануло в вечность!
- А вы, Хельга, разве вы не жертвуете собой ради своих идеалов?
- Я - дело другое. - Готов поклясться, в голосе Хельги звучали нотки печали! - Я веду борьбу за совершенно конкретные цели, во имя справедливости. За свержение тиранов.
- Я тоже ненавижу тиранию.
- В таком случае вы должны вступить в наше братство. - Она засмеялась. Ведь своей цели вы уже достигли.
- Да.
- А что дальше?
- Дальше? Не знаю... Надо жить.
- Без ненависти? Без жажды мести? Без новой цели?
- Наверно, это будет нелегко. Двадцать с лишним лет я жил и работал, подхлестываемый одним - единственным желанием. Двадцать с лишним лет я не занимался ничем, кроме энергана. Но сейчас мне предстоит другая работа, причем трудная. Располагая богатствами "Альбатроса", мы должны возродить Кампо Верде и Теоктан, превратить пустыни в сады. Да, работы предстоит много... - Он помолчал. - Знаете, Хельга, Искров однажды спросил меня, кем бы я хотел стать, если бы не был химиком. Я ответил: "Художником или кинооператором". Это была шутка, конечно, но, поверьте, будь у меня такая возможность, я бы завтра же бросил химию, гремучий песок, энерган... И посвятил себя какому-нибудь скромному занятию. Пахал бы землю, например, как мой дед, поселился бы в возрожденном Кампо Верде, взращивал бы какао, кукурузу, цветы...
- Один?
- Почему один? Женился бы, завел детей. Я уж не так молод...
- Завидую той, кто станет твоей женой.
Агвилла промолчал. Я почти воочию видел зеленые глаза женщины, обволакивавшие его своим гипнотическим сиянием. Паутина опутывала его все крепче, но он не чувствовал этого, не понимал...
- Хельга... - прошептал он.
- Да?
Агвилла снова затих.
- Хельга, быть может, в Кампо Верде найдется местечко и для тебя? немного погодя, сказал он. - В белом домике с зелеными дверями и окнами, с колодцем во дворе?
- Как в твоем фильме?
- Да... Тебе это покажется странным, но такой дом и красивая любящая женщина в нем - для меня цель даже более высокая, чем победа над "Альбатросом". Об этом я мечтал всю жизнь.