Да не должен бы. Ведь на самом деле стражу нет никакого дела, случится ли что со сборщиком во время вылазки или нет. Он охраняет отряд только потому, что так когда-то сложилось. Если кто из сборщиков вздумает потеряться, то он либо объявится, прежде чем поднимут ворота, и тогда количество покинувших Город голов совпадет с количеством вернувшихся, либо не объявится. Тогда вместо недостающей головы учтут пустую скорлупу прыгофрукта, они как раз для таких случаев валяются возле ворот. О пропавшем, кроме его матери, никто и не вспомнит. А вспомнят, скажут: «Упал к Корням! Не беда. Одним едоком меньше».
Симур дал себе зарок вернуться до того, как опустят створку ворот, но тут же забыл об этом. Потому что Осгут, ни слова не говоря, поманил его за собой. Колдун даже ни разу не оглянулся, чтобы убедиться в том, что юный древолюд поспешает следом. А поспешать тому приходилось на всю катушку. Осгут двигался так, словно жилы у него были сплетены из живых лиан. Его голое тело, не прикрытое даже набедренной повязкой, проскальзывало между старыми шипами, ядовитыми стрекалами плодожорки, свежими побегами плутня без малейшего вреда. Симур же, который до сего солнца считал себя лучшим в Городе лесоходцем, вскоре уже с головы до ног был покрыт царапинами и ожогами.
Через несколько мгновений такой гонки он уже ни о чем не мог думать, кроме как о том, чтобы не коснуться обнаженной кожей какой-нибудь царапучей или ядовитой лесной дряни. Он даже не пытался запомнить дорогу, чтобы найти обратный путь к тропе. А если бы и попытался, никакого толку из этого бы не вышло. Лес и впрямь оказался куда более просторным и запутанным, нежели представлялось ему раньше. Верхние Кроны, Средние Кроны, Нижние Кроны…
Чепуха! Невежественное упрощение! На самом деле у Леса были тысячи крон и ярусов, заплутать среди которых мог кто угодно.
И все эти ярусы были густо населены растениями-паразитами, животными и насекомыми. Многих из них Симур видел впервые. Выходит, не обманывал колдун, когда говорил, что мир за пределами Города гораздо обширнее и сложнее, чем кажется таковым, когда смотришь на него через смотровой лаз в трухлявой коре или крадешься по узкой тропе от одной колонии грибунов до другой. Какие же еще чудеса откроет ему Осгут? И почему, за какие заслуги он выбрал для своих откровений именно его, Симура? Этот второй, действительно важный вопрос мелькнул в его голове и тут же пропал. И неудивительно! Колдун прервал свой изнурительный для юного древолюда бег.
— Вот мы и пришли, — сообщил Осгут. — Заходи. Гостем будешь.
Повертев головой, Симур не сразу сообразил, куда ему следует заходить. А когда догадался, ахнул! Между двумя ярусами висело что-то вроде громадной корзины, только сплетенной не из прутьев, а из толстых сучьев. В некоторых местах корзина была прорезана смотровыми лазами, а вместо ворот в нее вела круглая дырка в днище, куда нужно было взбираться по двум длинным жердям с перекладинами. Такие жерди использовали в Городе только немощные старухи, которые не могли карабкаться по трещинам в коре. Странно, что это нехитрое приспособление было нужно такому ловкачу, как Осгут.
— Это мое обиталище! — сообщил ловкач.
Он подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину, подтянулся и начал взбираться к отверстию. Симур последовал за ним. Вернее, попытался последовать. Оказалось, что не так-то легко допрыгнуть до перекладины. Осгут оглянулся, сощурил свои и без того узкие глаза и протянул незадачливому гостю руку. Юный древолюд мог поклясться, что рука эта стала вдвое длиннее, хотя и не заметил, чтобы она вытягивалась. Тем не менее он обеими руками вцепился в жесткую ладонь колдуна, и тот легко, как пушинку сдуванчика, поднял Симура к себе. Через несколько мгновений они оба оказались внутри «корзины», такой удивительной, что Симур напрочь забыл о том, что его волновало совсем недавно.
Посреди обиталища рос гигантский дожделодец, чашечка которого уходила вверх и, видимо, выступала над крышей. В нижние мясистые листья его были воткнуты желобки, по ним накопленная вода просачивалась в большую чашу из скорлупы исполинского ореха. Хочешь пей, хочешь умывайся. Вокруг чаши был устроен помост с самой разной домашней утварью. Здесь были плетенки, обмазанные клейковиной, и плошки для еды, и еще какие-то приспособления, которых Симур раньше и не видел. Самое интересное, что такие же помосты оказались и наверху. В них были прорезаны лазы, а к этим лазам приставлены жерди с перекладинами.