— Что ты наделал! — накинулся на него ученик. — Она же летала!
— Хлам! — буркнул тот. — Летала она… Еле ползала!
— Да, но… — растерялся юный древолюд.
— Не понимаешь, — прошипел колдун. — Где ей тебя поднять, если она сама себя еле подняла. Никуда не годится твоя «трехкрылка». Хочешь, забирай эту кучу дерьма, а хочешь — брось.
Симур был настолько ошеломлен его словами, что не знал, что и ответить. Звенящая радость точно наяву пережитого полета все еще допевала в нем последние ноты. Ему хотелось сказать, что он нарежет самые гибкие и прочные жерди, сорвет самые большие листья, сплетет самый толстый жгут, надергает еще больше волокон для хвоста. И сделает из всего этого самую большую «трехкрылку», размером… Ну, с городские ворота, не меньше. И уж тогда сможет полететь на ней. Но Осгут пристально посмотрел на него глазами-щелочками и со свистом втянул воздух щелевидными ноздрями — он обо всем догадался.
— Чем больше будет «трехкрылка», тем тяжелее, — сказал он. — Даже если она каким-то чудом и поднимется, то не выдержит напора ветра и развалится. А если вместе с тобой?
Представив, как он падает из голубого поднебесья, судорожно цепляясь за обломки собственного изделия, Симур вздрогнул.
— Как тогда быть? — беспомощно спросил он.
— Нужно делать все по-другому.
— Расскажешь?
— Сам пока не знаю, — откликнулся колдун. — Нужно посоветоваться.
Юный древолюд хотел было спросить: «С кем?» — но вовремя прикусил язык. Потому что учитель вдруг резко развернулся на пятках и ринулся с поляны прочь. Симур потоптался на месте, глядя на поверженную «большую трехкрылку», потом отшвырнул свернутый кольцом жгут и бросился следом за колдуном. Осгут был прав, на этой неуклюжей штуковине никуда не улетишь. Разве что к Корням. Все нужно делать по-другому. И он сделает! Руки сотрет до локтей, а сделает. Пусть только учитель скажет как…
Осгут настолько спешил вернуться, что у Симура никак не получалось его догнать. Он видел лишь смазанный силуэт колдуна, мелькающий среди листвы. Если бы учитель еще прибавил шагу, ученик вполне мог упустить его из виду. Правда, заблудиться на обратном пути юный древолюд не боялся. Дорогу он уже запомнил — сказывались навыки лучшего в Городе лесоходца. И все же, когда «лучший лесоходец» добрался до обиталища колдуна, того уже нигде не было видно. Это было не страшно, за последние несколько солнц Симур уже наловчился проникать во входное отверстие, приспособив для этого мертвую лиану с узлами.
Внутри подвесного дома ученик колдуна прислушался. Полнейшая тишина — ни шороха, ни скрипа. К этому он уже привык, зная, что хозяин, если ему было нужно, умел не выдавать своего присутствия, а то и вовсе умудрялся оставаться незамеченным. И все же в нынешней тишине было что-то необычное. Как будто, кроме самого Осгута, в доме скрывались сейчас и другие колдуны — как и он, неслышимые и незримые. Симур не мог бы даже сказать, по каким признакам ощущает их присутствие. Просто ему стало здесь неуютно, словно в просторном обиталище было не протолкнуться от молчаливых невидимок.
Чтобы не мешать «гостям», юный древолюд присел в уголке помоста, помимо воли прислушиваясь к напряженной тишине, то и дело поеживаясь от легкой щекотки, будто невидимки походя касались его кончиками пальцев. Нельзя быть учеником колдуна и оставаться совершенно нечувствительным к проявлениям его искусства. И хотя Осгут не учил его никаким особенным хитростям, сам воздух в его доме был пронизан колдовством. И вот теперь оно сгустилось до такой степени, что впору было грохнуться в обморок, как если бы тысячи старух прошипели ему в спину свои проклятия. Видимо, Симур все-таки грохнулся, потому что очнулся от грозного окрика:
— Нашел время дрыхнуть! Где жратва, я спрашиваю?
Ученик подскочил, будто ошпаренный плодожоркой. Мигом расставил плошки. Засвистел, подзывая живуль. Через несколько мгновений все плошки были полны снедью. Симур добавил в каждую плошку по горсти писклягод, которые собрал накануне, и щедро подсластил лакомство патокой. которые собрал накануне, и щедро подсластил патокой. Осгут одобрительно промычал с набитым ртом. Колдун редко уплетал за обе щеки, но, видимо, сейчас у него было особенно хорошее настроение. Юного древолюда так и подмывало спросить, удалось ли посоветоваться насчет «трехкрылки», но он понимал, что тогда настроение учителя может испортиться и тот постарается отблагодарить ученика хорошей оплеухой.