Симур уснул так крепко, что не услышал тревожного дребезжания гремучки. С верхних древоветвей Отвесного мира бесшумно спустился некто двуногий и двурукий, обоюдоострым шипом он обрезал ветки, удерживающие спящего, но не дал ему упасть. Из темноты выстрелили белесые тяжи паутины и спеленали юного древолюда с головы до ног. Последний раз бесполезно брякнула гремучка, и тело спящего начало медленно возноситься в непроницаемую тьму зарослей наверху, словно кто-то, сидящий в невидимой вышине, тянул его к себе. Двуногий последовал за ним, поддерживая так, чтобы связанный не цеплялся за сучки и колючки.
Похищение было столь стремительным и осторожным, что Симур не просыпался до тех пор, пока случайно не стукнулся головой. Удар слегка оглушил его, и потому, даже пробудившись, юный древолюд не сразу заподозрил неладное. Сонная одурь все еще плескалась у него под черепушкой, путая сон с явью. Самого себя Симур видел лишь в отражении в дожделодце, поэтому имел довольно приблизительное представление о том, как он на самом деле выглядит. И все-таки ему показалось, что на него смотрит некто странно на него похожий, только неимоверно грязный, исполосованный шрамами и свежими царапинами.
Медленно приходя в себя, юный древолюд прежде всего увидел, что послезакатная тьма сереет, а в воздухе клубится туман. Симур попытался пошевелиться, но ему не удалось. В первые мгновения он подумал, что во сне слишком плотно запутался в зарослях гремучки, но удивился, когда не услышал характерного брякания семян в сухих плодах. И еще его удивил запах. Резкий и неприятный, отдаленно напоминающий сладковатый аромат гниющей древесины. Только здесь гнила явно не древесина. Страшная мысль поразила юного древолюда. Он закричал, забился, пытаясь вырваться из пут.
Все городские слухи, все сплетни и шепотки старух, все кошмарные сны в один миг соткались в одну ужасающую правду. Сквозь вонючий туман медленно проступили свисающие с верхних древоветвей продолговатые гроздья, напоминающие икру раков-короедов, только гораздо более крупные. Симур никогда не видел их собственными глазами, только слышал о них от взрослых, но и того, что он слышал, было достаточно, чтобы понять: каким-то неведомым способом он угодил в Гнездовья пауков-людоедов. А значит, ему суждено стать живой пищей для паучьего молодняка.
Успокоившись, юный древолюд попытался как-то осмыслить свое положение. Он догадался, что пауки-людоеды похитили его во сне. А вот укусили они его при этом или нет — неизвестно. По крайней мере, он ничего такого не чувствовал. Странно, ведь эти восьминогие твари обычно похищают младенцев, а древолюдов старшего возраста просто кусают и уходят, зная, что рано или поздно яд заставит укушенного самого отправиться на поиски Гнездовий, и тот не угомонится, покуда не найдет их, чтобы стать покорной жертвой вылупившихся паучат. Вот из этих самых гроздьев и вылупившихся.
Не давало покоя Симуру и лицо, увиденное им в полусне. Конечно, это могло быть всего лишь бредом. Да и откуда здесь взяться другим древолюдам, если он сам попал сюда только благодаря коробчатой «трехкрылке», созданной Осгутом, обладающим удивительными знаниями и способностями. Так что, конечно, бред. Да и какой смысл предаваться бесплодным размышлениям, когда нужно думать о том, как ему вырваться из ловушки, прежде чем пауки превратят его в жратву. Пока что было тихо, но обманываться не стоило. Если он здесь, значит, восьминогие твари имеют на него виды.
Время шло, но в Гнездовьях ничего не менялось. И не только в них. Казалось, весь мир застыл в неподвижности. Все тот же туман окружал гроздья паучьих кладок. Разве что стало чуть светлее. И еще было очень тихо. Среди древоветвей Отвесного мира никогда не было столь совершенной тишины. Жужжали мухли, скрипели клешнями раки-короеды, выводили свои трели певуны. А здесь словно все замерло в испуге перед чудовищной мерзостью этого места. Пауки-людоеды, которые не гнушались никакой добычей, наводили ужас не только на древолюдов, но и на все живое.
Руки, ноги, да и все тело Симура затекли, но сдаваться он не собирался. Пальцами рук, которые были относительно свободны, он начал разрывать паутину — нить за нитью. Высвободив кисти, дотянулся до паутины, опутывающей бедра. Разорвав ее, юный древолюд сумел немного согнуть ногу в колене и пнуть тяжи, что охватывали стопы. Несколько судорожных рывков — и ноги его обрели подвижность. Остальное было проще простого. Симур поднялся и окончательно сорвал с себя паучьи оковы. Настроение его мгновенно изменилось к лучшему.