Доктор Марта, явно смутившись, хранила долгое молчание. Потом заговорила медленно, взвешивая каждое слово.
— Это не совсем так. Наши пациенты вовсе не душевнобольные, как вы, должно быть, решили. Они обыкновенные подростки, мальчики и девочки, в ранимом переходном возрасте, а неуравновешенность дело временное: повзрослеют — пройдет.
— Вот вы меня и успокоили, — бросил я. — Значит, ваша задача — помочь им поскорее преодолеть этот сложный, болезненный период?
— Как раз напротив! — вырвался у нее удивленный возглас. Вся зардевшись, доктор Марта досадливо сжала губы и смолкла на полуслове.
— Вы сказали: «Как раз напротив!», — произнес я, чеканя каждый слог.
Однако она живо овладела собой и уже спокойно продолжала:
— Выслушайте меня наконец и хорошенько поймите. Я не вправе рассказывать вам, чем мы тут занимаемся, какие методы опробуем. Я могу сказать лишь одно: мы испытываем гениальное изобретение профессора Трувера, о его значении пока что даже трудно говорить. Но для науки, поверьте, оно бесценно. И в недалеком будущем будет служить всему человечеству. И мне непонятно, почему вам стало жалко детей, мы же не делаем им ничего плохого! Наши опыты совершенно безопасны…
— Вы проводите опыты?
— Мы не причиняем им зла, и потом, они попадают сюда не на веки вечные. Если хотите знать, тех, у кого здоровье… идет на поправку, мы отправляем домой.
— Но почему, когда я заговорил о скорейшем выздоровлении, вы сказали: «Как раз напротив!»?
— У меня это вырвалось случайно. Повторяю, профессор сам обо всем вам расскажет, если сочтет возможным. А пока, с вашего позволения, я вас оставлю — мне еще нужно кое-что сделать. Пойду приготовлю вам комнату и через час вернусь. Потом мы поужинаем — прямо здесь. У нас немного тесновато, так что библиотека служит и баром, и столовой. Надеюсь, вы извините нас за меню, оно, как и вся здешняя обстановка, — аскетическое. Профессор Трувер весьма неприхотлив в еде, к тому же у меня совсем нет времени готовить. А прислуга…
Было очевидно: она говорит о всяких пустяках, чтобы уйти от моих вопросов. Я решил переключиться на другую тему.
— Какая чудесная библиотека, — заметил я, когда доктор Марта направилась было к двери.
— Тут много интересных книг, и мы даем их пациентам. А вот шкаф с фильмотекой. Поверьте, мы делаем все, чтобы детям не было скучно.
— Если позволите, я полистаю книги, пока вас не будет.
Доктор Марта явно колебалась с ответом, потом сказала:
— Как угодно. Однако не думаю, чтоб они вам понравились. Во всяком случае, бар в вашем полном распоряжении,
С этими словами она вышла и закрыла дверь на ключ, оставив меня наедине со своими мыслями. Любопытство мое разыгралось не на шутку, в голове роились вопросы, на которые я пока не мог дать ни одного более или менее вразумительного ответа.
Несмотря на ухищрения доктора Марты, старавшейся своим смехом отвлечь меня от подозрений, у меня не шел из головы рассказ Эдгара По о доверчивом путнике, попадающем в психиатрическую лечебницу, где сумасшедшие, захватив власть, подчинили себе всех — и заведующего, и обслугу. Чем больше я над этим думал, тем явственнее ощущал некое совпадение, в котором, возможно, таятся ответы на волновавшие меня вопросы. В конце концов я отбросил эту мысль — уж слишком маловероятной она казалась. Одной только линии электропередачи достаточно, чтобы напрочь опровергнуть мои предположения. Без ЭДФ их проект вряд ли бы удался. Но неужели это объединение могло довериться умалишенным и начать с ними сотрудничать? Чистое безумие!
III
Ждать становилось невыносимо. Я проверил: дверь в библиотеку действительно была заперта на ключ. Чтобы убить время, а заодно отделаться от навязчивых вопросов, я решил взглянуть на книги.
Довольно скоро я убедился, что библиотека здесь весьма своеобразна.
Я начал со стеллажа под названием «Общая литература», где, похоже, была представлена систематическая подборка самых впечатляющих изданий. Многие из них были своего рода шедеврами, однако ж для подростков с возрастными нарушениями психики, как утверждала доктор Марта, — от них мог быть один лишь вред. На этом стеллаже так называемые «проклятые» поэты соседствовали с писателями, одержимыми больным воображением, чей гений был способен порождать только ужасы. Большинство книг сопровождались иллюстрациями, бесспорно, талантливых художников — им удалось обогатить страшное, волнующее повествование еще более впечатляющими образами.
Призрак Эдгара По в самом деле не желал оставить меня в покое. Я тут же наткнулся на одно из самых великолепных его изданий. Думаю, не случайно. Я воспринял это уже как должное. Произведения гениального рассказчика были мне хорошо известны, и я обратил внимание главным образом на рисунки.