Товарищи спуска ему не дали, и вскоре общественность института потребовала изгнания Заклинкина из среды советского студенчества. Расставшись с науками, Толя сумел быстро приспособиться, устроившись в одно учреждение агентом по снабжению. Но развернуть свои таланты ему не пришлось, ибо в скорости по мобилизации попал на формирование в запасный полк. Соображая, что в такое время — главное, это сохранить свою шкуру, солдат Заклинкин от офицерской школы увильнул, так как «младший лейтенант — это весьма рискованно». Когда же в конце предпоследнего года войны Толя в эшелоне направлялся на фронт, он сумел устроить себе отсрочку: вместе с одним «бывалым парнем» он отстал от поезда. Товарищи уехали, а новоявленные приятели явились к коменданту узловой станции. «За кипятком пошли, а эшелон, пока искали, ушел!»
Заподозренные весьма справедливо в дезертирстве, «отставшие» были арестованы. Разбирательство длилось около двух месяцев. Заклинкин Анатолий сумел оправдаться от обвинения в дезертирстве, вновь был послан на формирование и попал на фронт к тому моменту, когда раздавались последние выстрелы.
После демобилизации Толя Заклинкин вернулся в столицу. Папаша с мамашей остались на новом месте, где хорошо прижились и пообросли. Сестренка там же «удачно» вышла замуж. Заклинкин сумел отстоять семейные две комнаты. Пользуясь общим вниманием, которым были окружены солдаты победившей армии, Заклинкин устроился в институт, не в тот, откуда его выгнали товарищи, а в другой. Учился он еще два года, без больших успехов и желания, но нужно было окончить образование. Вот и диплом в кармане. Толя и тут не растерялся. Мастером на заводе тянуть до сменного инженера? Что это дает? «Рыжих нет!» Устроился в проектную организацию.
Как-то жарким летним днем, привычно зайдя в кафе по дороге с работы «опрокинуть» кружку пива. Толя увидел за столиком Римму — из «своих девчонок».
Туфли на очень высоких каблуках, длинный жакет с широчайшими плечами, волосы — «сейчас была у парикмахера», брови подщипаны и наведены, губки подмазаны — «девушка, что надо!».
Хотя Римма и не музыкальна, но у нее четыре голоса. Первый, грубоватый, скажем мягко, служит для магазина, автобуса и так далее: «Куда прете, старая дура, в крематорий пора». Второй, отрывистый, для домашних: «Ты, мама, ничего не понимаешь, пережила, подай, отнеси, я устала!» Третий, крикливый, в коридоре квартиры, чтобы слышали соседи: «Это невозможные люди, никакой культуры нет, я не понимаю, как ты, мамуленька, их выносишь!» А четвертый, для тех, с кем нужно поддерживать отношения, поет как скрипка или нежная флейта: «Машенька, душка, какой бостончик я видела, мечта!» Или: «Семочка, милый, пойдем в оперетту…».
Хорошенькая Римма встретила Толю флейтой: «Толечка пришел, какой случай…» («случай» — звучало, как «слючай»). Заклинкин подсел. За столиком с Риммой был человек, ничем не замечательный. По-русски говорит, как все, а оказался иностранцем!
Чокнулись, выпили. Толечка по какому-то поводу ругнул что-то свое родное, критикнул. Выпили снова. Анатолий Николаевич, желая показать широту своего кругозора, похвалил зарубежные порядки.
Засиделись. Длинно обедали. Иностранец за все заплатил. Анатолий Николаевич, доставая бумажник, чуть-чуть поломался: «Мы, инженеры…». Проводили Римму. Заклинкин (они с иностранцем уже почти доходили до «ты») остался доволен неожиданным вечером. В субботу Римма позвонила Толечке на работу. На завтра втроем поехали на канал. Заклинкин поехал — Римма обещала пригласить подругу, но та «не смогла». Купались, загорали на пляже. У иностранца был с собой толстый портфель с вином и закусками. В общем, время провели хорошо. Толечка только раз подосадовал, что Риммина подруга «обманула». Кончали на «поплавке», платил иностранец. Заклинкин опять поломался, но у нового приятеля обнаружилась такая пачка сторублевок, что у Толи сразу дыхание сперло, пересохло во рту, а внутри что-то екнуло и заныло. Расстались старыми друзьями. Условились — в среду, в восемь в Сокольниках! Римма обещала быть «обязательно же» с подругой.
В парке Риммы на условленном месте не оказалось. Друг-иностранец был один. Подосадовали… Чуть подождали… Приятель потянул Анатолия Николаевича в ресторан и, в ожидании «девушек» они заняли отдельный кабинет. Выпили. Риммы с подругой все не было. Ругнули девушек: «всем им одна цена».
За ужином иностранец говорил о цивилизации, о великой заокеанской империи, о будущем «конфликте», о том, что тот, кто сейчас поможет, приобретет право потом на многое рассчитывать. Потом он весьма солидно сделал Заклинкину серьезное предложение, и уважаемый Анатолий Николаевич его принял!