— Это возможно и это опасно. — сказал его холодный, жесткий голос.
Макнилл положил руки на клавиши пульта управления пушкой. Он не торопился. Нужно было понять, не тот ли это наблюдатель, который должен был быть еще вчера на озере Если это так, то к чему же?… Составление записей не входило в данную им инструкцию.
Это не может быть он. Макнилл сделал движение и клавиши послали приказ.
В уши, уже привыкшие к ставшим обычными звукам, вошла новая, очень низкая и очень глухая нота. Заговорил «М». Нота звучала не громко, новый звук не помешал бы человеческому голосу, но он вызывал необъяснимо томительное ощущение. Казалось, что этот потусторонний голос уходит, натягивая эластичную нить.
Как бы внушалось, что сейчас нить растянется до предела и лопнет, и тогда что-то случится. Но нить все не рвалась.
«М» мчался в пространстве.
Теперь слух различал двойную ноту. Несравнимо ни с чем слышалось, как этот основной, низкий звук сопровождался бегством чего-то звенящего. Так Рейнский замок висел с поднятым копьем, как коварный Гаген за спиной героя, над самой головой ничего не подозревавшего человека.
Вот он с усилием сунул книжку в карман, выронил перо и откинулся назад. На этот раз «М» проявлял свою силу. Не успел Макнилл этого подумать, как Форрингтон вскочил:
— Прекратите! Как, на моих глазах…
Он задыхался. Сэр Артур мог понимать и без объяснений. Поток «М» был обозначен этой буквой, потому что ею начиналось латинское слово Mort — смерть!
Крик Форрингтона в том месте, где люди привыкли к абсолютному молчанию, вызвал нечто вроде смятения среди рассеянных на своих постах белых халатов. Подвешенные на гибких сочленениях площадки управления закачались и среди машин скользнули лучи света. Это были отблески ламп из-под плотных абажуров. Но никто не произнес ни слова. Показалось, что нить, державшая низкий голос «М», порвалась. Металлическое горло, тянувшее оум, оум, оум, в свою очередь умолкло. Было слышно только тиканье контрольных приборов и слабый треск киноаппарата. Резко пахло озоном. Экран погас… Замок вернулся на свое место на Рейне. Зажглось освещение. Вновь пол пошел вниз, а труба вверх. Небесная пушка приняла вертикальное положение, нацеливаясь в зенит, в неведомые глубины мирового пространства.
Сэр Артур стоял Он казался совершена спокойным. Ни к кому не обращаясь, он сказал:
— Я хочу уйти отсюда.
Форрингтон продолжал смотреть на ослепший экран. Один из белых халатов занял место Макнилла. Открыли дверь. Она сообщалась с выходом, ведущим на двор замка. Макнилл шел впереди, показывая дорогу. Отто Хаггер шел сзади. Он, казалось, сделался еще старше, спина его сутулилась еще больше. Длинные, тяжелые руки висели впереди. Сухие, жесткие согнутые пальцы с пучками волос напоминали когти.
Чуть ущербная, очень яркая луна освещала двор замка. Толстая черная тень небесной пушки рассекала двор, взбиралась по стене и исчезала в пространстве между зубцами. Вот она побежала вниз, спустилась на двор, сократилась, исчезла. Замок втянул в себя свое жало!
Три тени шли к выходу в башню. Две первые сливались в менявшую форму пятно. За ними на ровных, гладких вытертых столетиями каменных плитах, плыл черный абрис громадной гориллы.
У дверей башни Макнилл предложил Форрингтону:
— Позвольте, сэр Артур, проводить вас в спальню.
— Нет, поднимемся наверх, я хочу говорить с вами. И с вами, — сэр Артур обернулся к Хаггеру.
Черный солдат открыл им дверцу лифта на верхней платформе башни.
Три тени были на платформе. Вдали старый Рейн тихонько ворчал во сне. Неподвижно стояли ряды фонарей на аэродроме. Бездумная луна, идя к закату, спокойно озаряла одно из самых красивых мест в Западной Европе. Древний, сухой камень Эратосфена был очень далеко. Наступал час глубокого предрассветного сна.
БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ
1
Слишком длительна, слишком продуктивна была связь между Макниллами и Форрингтоном для того, чтобы фирма могла расстаться с одной из своих главнейших научных опор.
Привычны были и учащавшиеся у сэра Артура вспышки дурного настроения, недовольства: «Чудачество возрастает с возрастом, а старость капризна». Поэтому доходившие до Томаса Макнилла сведения о «выходках» Форрингтона, содержащих недовольство, принимались им по-деловому: «Нужно больше занять его. Там много разговаривают. В раздражении сэр Артур говорит вздор о вещах, в которых ничего не понимает…»
Однако острые внутренние противоречия на самом деле раздирали комиссию ученых двух стран, работающую по поручению правительства двух империй над величайшей проблемой XX века.