В инкубаторе, где дозревали два яйца для убийства одним ударом больше трехсот тысяч желтокожих азиатов, споров не было:
— Мы молились об успехе, и было нужно спешить!
Нужно! Умирающий Третий Рейх тоже что-то готовил и мог быть страшным для Острова даже в последних судорогах агонии!
Но Рейх был уничтожен Советской Армией, а атомные бомбы отправились и Азию, чтобы служить уроком для всего человечества, чтобы положить начало атомной дипломатии: «Бойтесь все!»
И работы продолжались. Некоторые ученые, позабыв, что подобные слова повторялись много раз и при изобретении скорострельных пушек, и автоматического оружия, и многих других орудий истребления, говорили:
— Сама разрушительная сила атомного оружия исключит возможность войны!
Но разочарование росло. Все больше и больше мыслящий мир и в той его части, которая была склонна придерживаться внушенных с детства традиций, начинала поддаваться разъедающему сомнению.
Голоса нового мира стали так громки, что начали проникать через тяжелую стену, сложенную временем из случайно, в сущности, бессистемно накопленных убеждений.
Подоспели и примеры, многозначительно поданные двумя из коллег Форрингтона, которые открыто присоединили свои голоса к голосу мира, звучащему из России.
Сэр Артур начал интересоваться прессой и делал выбор газет, который удивил бы его самого несколько лет тому назад. Кто бы мог поверить, что, читая, например, последние выступления представителя России на ассамблее наций, сэр Форрингтон одобрительно кивал головой?
И раздражительность увеличивалась. Вспышки гнева старого ученого беспричинно падали на голову первого встречного. Пропадал интерес к делу и пропадал незаметно для самого Форрингтона.
Завершающий скандал случился совсем неожиданно для главного действующего лица. Всем показалось, что без внешнего повода сэр Артур обрушился на нелюбимые им военные мундиры, непременные члены комиссии двух империй. В ответ на вполне вежливые упреки в медлительности, Форрингтон вспыхнул:
— Мы достаточно дали вам брони, пушек, ружей, самолетов, взрывчатых веществ. Научитесь обращаться с ними. Для ваших голов этого достаточно. Отвяжитесь от нас! Вы никому не даете ни жить, ни работать!
Произошел резкий обмен мнений в форме, отнюдь не обычной. Сэр Артур не только кричал и бранился, но и вполне потерял голову. Так был объяснен его совершенно недопустимый выкрик:
— Нужно протянуть руку русским и работать с ними!
А вечером этого дня сэр Артур получил каблограмму из Европы. Томас Макнилл настоятельно просил посетить замок на Рейне, где Форрингтон не был еще ни разу.
Форрингтон немедленно сел в экспресс, доставивший его к концу ночи на берег Атлантического океана Утром он был на аэродроме «Трансатлантик».
В пути не было сказано ни слова, если не считать — К чорту! — обращенного к предложившему кофе стюарду.
Неожиданный туман задержал сэра Артура на острове на два дня.
2
Да, здесь, на этой высокой башне, дышалось свободнее…
— Зачем вы звали меня сюда, Томас? Чтобы показать мне, как вы убиваете невинных людей и чтобы сделать меня соучастником убийства?
Форрингтон задал эти вопросы резко, почти с криком.
— Ради бога, сэр Артур, прошу вас успокоиться. Тот неосторожный, которого мы видели на экране, не рискует потерять жизнь. Упадок сил, болезненное состояние в течение нескольких дней… Если бы я думал, что вы так отнесетесь к этому…
Томас Макнилл нервно сжимал и разжимал пальцы.
— Господин Хаггер охотно подтвердит вам мои слова.
Скрипучий, хриплый голос Хаггера пришел на помощь:
— Дорогой друг и коллега, мистер Томас и я, мы очень сожалеем, что не предупредили вас. Но даже если бы этому ничтожному человеку и угрожало бы нечто серьезное, что это могло бы значить? Он так далек и чужд нам и, наверное, враждебен. Величии поставленных перед наукой задач оправдывало в глазах людей науки и не такие жертвы. Разве не бросали жестокие упреки тем, кто впервые решался погрузить нож хирурга в живое тело? Разве еще недавно не воспрещали, во вред истинному значению, производить опыты над живыми животными? Разве не мешала невежественная, сентиментальная толпа, можно сказать, вчера нашим коллегам — ученым искать благо людей, если для этого требовались временные страдания ничтожных животных? И теперь законы Великого Западного Континента, гражданином которого сейчас я являюсь, позволяют опыты над приговоренными к смерти преступниками! Я и мистер Томас знаем, что этому чужому и враждебному нам человеку не причинен непоправимый ущерб. Но если бы это было и так? Тем более это там, на Востоке, с его низким отвратительным населением! Дорогой сэр Артур! Нам, людям науки, позволено больше, чем обычным людям!