со спинками. Товарищ Шумских произнес обычные слова вступления, и зал ждал.
Много разных людей, Мужчин, женщин… Вот пятно — халаты гостей из аула. Из яркой группы глядит, не моргая, из-под брошенных на темном лице крыльев кустистых бровей, старик Темучин Чингиз.
Алексей Федорович смотрел перед собой и чувствовал давление сотен глаз, любопытных, безразличных, усталых, бодрых, старых, молодых…
— Товарищи! — произнес он громко, испытывая резонанс незнакомых стен, и сделал паузу. Сказав себе: «Ни одного специального, трудного слова» и встретившись с глазами Веры Георгиевны, которые избрал как опору, он начал.
Ученый говорил о труде и о творчестве, сливая в единство бывших перед ним и себя, и они слышали, что он говорит о любви к Родине н об истинном смысле науки.
И время исчезло… Аудитория принимала рассказы о тайнах энергии не только слухом и разумом, но и чувством. Люди тянулись вперед, улыбались, беззвучно шевелили губами. Некоторые оглядывались и вновь замирали. Задние, не замечая, уже встали.
И безраздельно властвовала мысль, утверждавшая осязательно явственное вступление грядущего в сегодняшний день. Границ не было. Далекие звезды стали солнцами, и вот они излучают потоки сверкающего тепла на свободную землю. Изменялся климат. Послушная воле в урочный час расцветала весна рядом со златокудрою осенью. Мрак отступал, изгоняемый из пределов владений счастливых людей. Падало бремя И самая смерть — неизбежность, готовилась пасть на колени! Ломались оковы вселенной, шел человек…
Почувствовав предел, он кончил простыми словами:
— И этим всем мы обязаны…
Алексей Федорович назвал имя вождя советского народа и замолчал.
В зале было жарко. Люди очнулись не сразу. Глубоко взволнованный товарищ Шумских под бурные овации собравшихся воскликнул:
— В честь товарища Сталина споемте, товарищи.
И дрогнувшим, но верным голосом начал первые ноты первой строфы гимна.
Давно так не пели в Чистоозерском. Три вечерних часа прочно остались в памяти люден, бывших тогда в районном клубе.
В ДЕРЕВНЯХ
1
Темная, как печь, горница в доме председателя Лебяженского колхоза встретила Алексея Федоровича огненной точкой горящей папиросы. Николай не спал.
— Ну, Алеша, как прошла твоя лекция?
Освеженный и несколько успокоенный быстрым движением в ночном прохладном воздухе, старший брат ответил:
— Я, кажется, сказал то, что хотел. Ты знаешь, я в первый раз говорил перед такой аудиторией. Но чувствовал, что меня понимают. Ты понимаешь, я чувствовал, что каждое мое слово доходит… Но почему ты не спишь?
На светящемся циферблате ручных часов стрелки уходили за полночь. В темноте было слышно, как Николай натягивал сапоги. Он ответил:
— Здесь душно. Я хочу покурить на улице.
Братья вышли и сели на широкую скамью у забора. Небо мерцало большими желтыми звездами над спящим селом.
— А ты не хочешь спать? — спросил младший.
— Нет, я чувствую какой-то подъем. Дай мне папиросу!
— Смотри, не приобрети дурной привычки! — пошутил Николай.
Алексей Федорович курил, неловко держа папиросу. В густой темноте ничего не было видно, кроме двух красноватых точек.
— Сколько времени, ты думаешь, мы пробудем здесь, Алеша?
— Отец сказал мне, когда я говорил с ним из Обска, что он дает мне отпуск и просит меня пробыть здесь недели две. Он хочет, чтобы я отдохнул и привез тебя здоровым.
— Давай подводить итоги, — предложил Николай. Собственно говоря, почти все было окончено. После прочтения записной книжки Николая Павел Иванович ежедневно выставлял сторожей на озере, но ничего особенного там больше не наблюдалось.
Братья решили сменять сторожей, чередуя дежурства на время остающихся нескольких лунных ночей. Следовательно, через немного дней можно будет уехать. Завтра должен прибыть лаборант от Станишевского для приема растений, преждевременно потерявших хлорофилл и остатков погибших птиц.
Отчет готов, результаты анализов послужат потом приложением, главное, — это описание наблюдений.
— Отец решит, — говорил Алексей Федорович, — у меня много мыслей и предположений, но ты знаешь, я не люблю игры воображения. Нужно уметь себя ограничить. Всему свое время.
Алексей помог брату в окончательной редакции отчета. Изложение обладало должной полнотой. Наблюдения Николая Сергеевича были очень ценны.
— Как великолепно, что я здесь оказался! — говорил младший брат. — Но медлить нельзя, надо завтра же отослать отчет.