— Где же он?
— Здесь.
Постукивая механической ногой и помогая себе костылем, вошел гонец Лебяженского «командира полка». Не смущаясь, пристальными взглядами, осматривающими странного посетителя, он внимательно оглядел кабинет и людей, чуть задерживаясь на каждом пронизывающим взором ястребиных глаз, очень светлых на фоне загорелого, усталого лица.
— Мне лично профессора, Федора Александровича!
— Это я, садитесь, пожалуйста, чем могу быть вам полезен?
Но гость не собирался воспользоваться приглашением сесть. Пристально смотрел на приподнявшегося в кресле Федора Александровича.
— Я у вас дома был. Мне сказали, вы на работе.
Тут посетитель замялся и добавил:
— Мне бы подтверждение, чтобы ошибки не вышло!
«Видно старого солдата», подумал Михаил Андреевич.
— Вот я, — он назвал себя. — Вот это — товарищи… и он перечислил присутствовавших. — Мы все подтверждаем, что перед вами действительно Федор Александрович. Его сын и племянник сейчас должны быть в Западной Сибири, в селе Лебяжьем, У Павла Ивановича Кизерова.
Посол был удовлетворен.
— Вижу, дело верное, — сказал он, сел на стул, расстегнул гимнастерку, дернул нитку зубами и вытащил из холщового мешочка, хранившегося на груди, довольно толстый пакет.
— Вам от сына. — Он встал и, не обращая внимания на Степана Семеновича, хотевшего взять письмо, шагнул сам и вручил его Федору Александровичу.
— Приказано в собственные руки! — добавил он.
Федор Александрович положил пакет в ящик стола:
— Очень благодарен. Прошу вас быть моим гостем. Степан Семенович отвезет вас ко мне домой.
Но гость не уходил.
— Это срочное! В собственные руки! — повторил он.
Федор Александрович посмотрел на своего гостя с некоторым удивлением, но ястребиные глаза выражали совершенную решимость:
— Вы тут же прочтите! — продолжал гонец тоном приказания, и обложка срочного письма была разорвана. Прочтя первую страницу, академик поднял плечи, бросил взгляд на посланца, кивнул головой и продолжал чтение.
Окончив, он пожал руку Петру Кондратьевичу:
— Очень, очень вам благодарен. Вы поручение отлично выполнили. Сегодня вечером мы с вами увидимся.
Проходя через актовый зал, Тагилов ответил сопровождавшему его Степану Семеновичу:
— Все живы, здоровы. Что пишут, не мое дело, не знаю. Сказано: важное, срочное. Все.
Сидя в автомобиле, Петр Кондратьевич вынул потертый, еще фронтовой пистолет Павла Кизерова, извлек патрон, досланный в патронник ствола, защелкнул кассету назад в плоскую ручку и громко, протяжно зевнул. Сейчас ему очень захотелось спать. Закачало с непривычки в самолете за две с половиной тысячи километров.
5
Федор Александрович спокойно прочел письмо из Лебяжьего. Не торопясь, он положил в карман пиджака отдельную, маленькую записку от сына. Затем он сказал, что переносит начатую работу на завтра, попросил остаться с ним только двоих — Ивана Петровича и Михаила Андреевича — и поручил своему старому другу прочесть вслух письмо из Сибири, в котором подробно описывались наблюдения Николая.
— Что же это все значит? — спросил Иван Петрович, окончив чтение. Он был знаком с последними августовскими наблюдениями Красноставской только в общих чертах и не понимал волнения, которого теперь не скрывал руководитель Института Энергии.
Федор Александрович стоял, опираясь руками о стол и подавшись вперед. Против него, с окаменелым, неподвижным лицом, напряженно скрестив руки на груди, сидел его ученик. Так они глядели друг другу в глаза, слушая чтение, и со стороны могло показаться, что сейчас произойдет что-то решительное, что эти два человека сейчас бросятся друг на друга.
Листы письма задрожали в руках Ивана Петровича. Он кинул их на стол и схватил себя за бородку:
— Что же это? Да говорите же, наконец!
Жесткие, подрубленные усы старого академика чуть шевелились, точно Федор Александрович беззвучно говорил. Мысль, как молния, металась между ним и Степановым, освещая и связывая все, решительно все! События двух ночей на озере объясняли наблюдения тех же двух ночей на Красноставской! Озеро в степи пришлось в предполагаемом квадрате прикосновения к Земле волн, которые до сих пор назывались только лунными аномалиями! Что это за волны, теперь было известно! Да, сейчас никто не мог отрицать и сомневаться! Сомнения кончены!
Федор Александрович, овладевая волнением, заговорил: