В доме с почти квадратными окнами уже было известно об удачном начале работы Заклинкина в Азии из письма, посланного им из Лебяжьего.
Когда нетерпеливо ожидаемый агент разведывательной службы дал знать о своем возвращении (связь действовала из одной скромной квартиры на окраине столицы), его встреча с обладателем незаметного коверкотового костюма и затасканного портфеля состоялась без всяких промедлений.
Прекрасная толина память обеспечила стройное изложение всего виденного и слышанного. Андрей Иванович выслушал подробный доклад и сделал все нужные заметки, пользуясь абсолютно надежным шифром личной стенографии. Из понятного самолюбия Толя умолчал об излишних обстоятельствах, к числу которых он отнес забытые вещи в доме сельского кузнеца, агашину пощечину и аттестацию, полученную от Лебяженского председателя колхоза.
Однако дешевая толина дипломатия потерпела скорый крах. Скупой на похвалы Андрей Иванович весьма одобрил все действия своего ученика:
— Очень хорошо. Даже отлично. Вами будут довольны. И особенно ценно то, что вы, наконец, завязали интересное знакомство. У вас есть непосредственная связь с Институтом Энергии. Отправляйтесь туда завтра же и передайте привет от сына и племянника Федору Александровичу. Вы, конечно, запаслись словесным поручением от ваших новых знакомых?
Лицо у Толи вытянулось:
— Андрей Иванович, я, право же, не смогу…
— То-есть, как? Это еще почему? Чем вы недовольны?
В голосе Степаненко звучали весьма неприятные нотки.
— Андрей Иванович! Честью клянусь! Ведь вы же меня знаете. Я совершенно не понимаю, что во мне нашел этот проклятый председатель колхоза!..
И Толя был вынужден передать характеристику, выданную ему Павлом Кизеровым, лебяженским «командиром полка».
— И вот, ей богу, Андрей Иванович, вы же теперь сами видите, если вы заставите меня сунуться в Институт Энергии, я смогу провалиться. Ведь вы же этого не хотите?
Обычно безразличное лицо Степаненко приобрело весьма грозное выражение. Он взял Заклинкина за плечи, притянул к себе и в упор процедил:
— А ну, болван, хвастун, вы наделали глупостей и вы еще смеете что-то скрывать! Ну!!! Вываливай все! Это в твоих интересах!
Как ни извивался Толя, как ни старался он доказать безупречность своей «работы», ему пришлось признаться в рассеянности, из-за которой он забыл в доме колхозного кузнеца ружье и плавательный костюм. Будучи совершенно деморализован грозным видом своего хозяина, Толя рассказал и о пощечине, полученной от Агаши, представляя этот эпизод, как пример «дикости» сибирских колхозников. Не раз толина «исповедь» прерывалась окриками и бранью Степаненко, но до причин толиного провала Степаненко добраться не мог. Матерый шпион убедился, наконец, что его подручный передал ему факты во всех мельчайших подробностях, каждое свое и чужое слово, каждый поступок.
Немного подумав, свое мнение Степаненко резюмировал так:
— То, что вы поспешили удрать, было весьма правильно!
Эти слова повергли Заклинкина в ужас. Толя все время убеждал себя, что у него «разыгрались нервы» и что не так уже решителен был смысл речи Кизерова. Теперь же тяжкие переживания ночи в Лебяжьем воскресли с новой силой.
И Заклинкин со слезами ловил Степаненко за руки, просил о спасении, умолял о «перемене кожи».
Свидание закончилось тем, что Толя все же получил кругленькую сумму, а о его возможном «исчезновении» Степаненко сказал:
— Подумаю. Я вас не оставлю. Мы очень скоро увидимся.
Когда Толя покинул с должными предосторожностями место свидания, не радовала его, как это бывало когда-то, крупная сумма в кармане. Ужас висел на нем пудовыми гирями и давил к земле. Собственные ноги плохо слушались его. В каждом прохожем Заклинкин видел врага. Заметив милиционера, он едва удержался от желания бежать без оглядки.
Заклинкин с трудом заставил себя вернуться домой. Только после изрядной порции водки он забылся тяжелым сном.
2
Так как мистер Смайльби теперь со всей смелостью пользовался связью по дипломатическим каналам, уже на второй день замок на Рейне получил собранные Заклинкиным сведения.
Умело составленная Смайльби и Степаненко сводка наблюдений Заклинкина ясно сказала хозяевам замка на Рейне, что действие их лучей «Л» и «М» на далеком озере в степях Передней Азии наблюдалось советскими специалистами из Энергетического Института, что это действие подвергнется тщательному анализу и что данному факту уже придается значение.
Профессор Хаггер сказал Макниллу: